Романова - Нас писали два года

Ты, познавший любовь и счастье, зачем явился ко мне,
Почему так старательно ловишь мой уставший растерянный взгляд?
С кем поспорил, кому ты дал непреложный обет,
И какие высшие покровители над тобою теперь стоят?

Сколько лет пролетело, мы не те, кем были в шестнадцать,
У тебя все мечты сбылись, всё легко летит в цепкие руки,
У меня накопились силы решать всё самой и ни в ком не нуждаться,
Хотя мир вокруг меня всё ещё слишком хрупкий.

Ты стоишь и смотришь строго, прямо в центр моей души.
Вынеси приговор, наконец, или сделай меня счастливой.
И я либо опущу тяжеленный гигантский щит,
Либо, голову вскинув, покину тебя молчаливо.

В моём любимом городе без тебя теперь холода.
Ты ушёл и увёз с собой горячее солнце.
Вместе с ним ты забрал куда-то частицу меня,
И я стала слаба. С холодами нет сил бороться.

Представляешь, через пять дней наступит июнь.
В этот день, я открою шампанское и выпью его до дна.
Подниму бокал за тебя, потому что благодарю,
За то, что этот тяжелый путь прошла я сама.

Сколько таких писем я тебе ещё напишу?
Наверное, пока из меня не выйдет всё, что чувствую.
Я тебе не отправлю их, я смиренно молчу,
И слагаю рифмы, не найдя пока самую лучшую.

Всё что могу сказать – пишу в стол или пускаю в люди.
Хотелось бы верить, что ты этого никогда не увидишь.
Когда-нибудь мы посмеёмся над этим и всё обсудим,
Тогда же, в июне, когда расцветают вишни.

Когда жизнь потеряет смысл,
И придётся всё начинать с нуля,
Я всё брошу и прыгну в последний вагон,
Лишь бы снова увидеть тебя.

Я приеду на старый пустой вокзал,
Будет ночь, и от прошлого нет и следа.
Далеко, еле слышно, меня кто-то позвал,
И я вижу до боли родные глаза.

Эта ночь будет пахнуть сиренью, ты – табаком.
С тобой всё ярче солнца и страх неведом.
И мы будто бы дети, ото всех, тайком,
Целоваться будем под этим открытым небом.

Но я стою на перроне, а поезд отходит.
Я просто не помню, где ты живешь.
Мимо вагоны и ночь на исходе.
Нет смысла ехать, когда ты не ждешь.

Я бы хотела задержаться навечно,
Немного скованной остаться и робкой.
И не иметь больше шанса осечься,
Прячась за текстом улыбчивой скобкой.

Скажи, хотел бы остаться хоть на минуту,
В памяти, в свежезаваренном кофе,
Ждать, что ночь никуда не отступит,
Будто бы в венах не кровь, а морфий?

Не хочу даже знать, что со мной будет завтра,
Как я проснусь, и с какой ноги встану.
Ответь мне, прошу, в чем же, все-таки, правда?
Если в любви – верить не перестану.

Но пока, каждый миг, словно новый виток,
И незнание правды добавляет мне сил.
А пока что, пишу скобки я завиток,
Чтобы ты что-то важное не упустил.

Я буду послушно следовать осенним дождем за тобой,
И греть твои плечи солнечным бабьим летом.
Тёплые капли дождя будут ласкать тебя, стой,
Смотри, я радугу сделала, окрасила небо ярким цветом.

Когда ты устанешь, я снегом твой дом укрою.
Твой кот за окном будет ловить белых мух.
Ты кофе сваришь себе, выйдешь курить, и порою,
Незаметно, произнесёшь моё имя вслух.

Весной распущусь в твоём сердце зеленью,
И станет тепло и легко душе одинокой.
Солнечным светом тоску разгоню смертельную,
И прилечу в твой двор белой сорокой.

А летом, согрею тебя, обнимая лучами,
Теплым ветром спрошу: «Можно я тебя поцелую?».
Время проходит, я всё так же дико скучаю,
Разливаясь в закате небесной лазурью.

Знаешь, холода это не так уж и плохо.
Главное, чтобы рядом был тот, кто греет душу.
Чтобы ночью между вами был жар, чтобы громко охать,
Чтобы соседи завидовали, пытаясь вас подслушать.

Главное это ночью уткнуться носом в теплую шею,
Выслушать цоканье и вопрос: опять он у тебя холодный?
Нотации эти, мол, если я опять заболею?
Но так, увы, заложено во мне природой.

Этой зимой меня не греет даже два одеяла,
Лишь потому, что нет твоих рук горячих.
Мне бы хотелось начать всё с тобой сначала,
Был единственный шанс, и то, впустую потрачен.

Дай ещё возможность обнять тебя и уснуть.
Я за этим готова прийти, как за новой дозой.
Прижаться, вдохнуть, целовать, утонуть,
Быть одержимой тобой, быть под гипнозом.