Григорий Кофман - Русский сбор

Ну а то, что эти твари слабые
юноши, не ставшие мужчинами,
у таких же инфантильных славы ли
ищущие, прочими ль причинами

в супера, в героищи, в политищи
прописавшиеся скотской меткою —
это как вино: ему б бродить ещё,
а его в стекло под этикеткою.

Вылепить чекан медальный – долго ли!..
Мозг народа формируем плавками.
Быть бы мне шаманом – грянуть бонгами —
Так и поистыкал бы булавками!

Как может пахнуть чистое тело?
Не каждый услышит свой запах.
Но его появление на всех этапах
Можно засечь, оглянувшись стремглав и умело.

Страна, по идее, не оболочка, но живая ткань
Или, если в наличии обе, то они заодно.
В нашем случае, к сожалению, дело дрянь —
Мои соотечественники перестали чуять говно.

Брось, брось копаться в скорлупе
– там больше нету ядер.
Где любопытный третий глаз оставил свой взор,
Нет больше тайны. Лишь руки позор,
Чей дым однако нам… приятен.

Выплывает паровоз —
Дым, как парус,
Брови чёрные вразнос —
Перегрев и передоз —
Перепарясь.

Подъезжает тихо танк
В саже, в мыле,
– я ж не хиппи и не панк,
мне бы в Тигр, мне бы в Ганг,
чтоб отмыли.

Пролетает быстрый МИГ —
Небо в полосы расстриг
До Ханоя.
В Праге выпал чёрный снег.
Что-то чавкает генсек.
С перепоя.

Подтекает мой сосед —
Хоть за стенкой, мочи нет —
Коммуналка.
Мне, пожалуй, 8 лет.
Помирает наш сосед, —
А не жалко.

Тот, кто помнит защитника Сухи,
Кто вкусил его паса тягу,
Помнит также, как русские суки
Расстреляли весеннюю Прагу.

Тот, кто слышал щелчок Недамански,
Братьев Холиков лёгкие клюшки,
Не забудет русские танки.
Сухо щёлкали мокрые пушки.

Комбинация в лоб – простая:
Брежнев сам заказал поминки.
Дождь был тёплым, но лёд не таял,
Хоть и плакали Новак с Глинкой.

Как штрафная рота, Старшинов
Пробивал оборону боком.
Так вломились в город старшины,
И ослепло Карлово око.
Карлов град – убиенный Авель
От руки братана большого.
И отправился в ссылку Гавел
Под ударов градом Петрова.

Сбита шляпа с в плаще мужчины —
Документом эпохи спорной
Вот он встал перед бронемашиной,
Как вратарь этой чешской сборной.

Лоб кровавым пятном отмечен.
Взгляд побитой, но гордой собаки.
Соцализм с лицом человечьим,
Как у Якушева после драки.

Дубчек нервен, что твой Хрбаты.
Заметался судья матрасом…
Это тоже ведь наши ребята,
А Рогулин их по мордасам!..

…Всех в Европу потом позвали,
Кто познал от нас горькой доли.
И чего мы им не проиграли —
Ну хотя б на ледовом поле.

На Лены именинах он был на Филиппинах,
Оттуда отправлялся на выставку в Хонсю.
Хоть пагоды Манилы и нас с тобой манили,
Но мы-то заправлялись у Леночки вовсю.

От питерской мокроты, спасаясь водкой с потом,
Мы двигались сквозь бури, по январям гудя.
А он – проведал кто-то – приблизился к Киото
И там, набравшись дури, выпячивал грудя.

Однажды штемпель гулкий – ероглиф с загогулькой
Поведал нам, что хватит! – не может пить сакэ.
А я с тобой, сутулкой, бегу по переулкам,
Чтоб в дашкиной кровати – кубинского стакэ!

Приделав крылья к Мазде, хотел сказать нам здрасте,
Но оказался званым в Калькутту на приём.
Мы ж вечером у Насти – портвейновые страсти
Заполонили ванну – и полоскались в нём.

Кому, скажите, гаже: ещё в единой лаже,
От центробежных кружев не лопнушей вполне,
В немыслимом кураже всё пьющим, воздух даже,
Иль тем, кто обнаружил себя в иной стране.