Григорий Кофман - Русский сбор

Я куплю квартиру на Тюшина 7.
Там, где видна надпись «Все виды работ».
И, пока мой город не исчез совсем,
Буду вкушать евонный испод.

Его пропащие проходные дворы
С глотками парадных, которых черней нет,
Потом зашлю губернатору дары
И приглашу на обед.

Мы побеседуем о проблемах бюджета,
О том, как труден ввод в строй,
Под Laphroaig побазарим и «про это» —
Дочь его, кстати, хороша собой.

И вот когда, просклоняв пендосов,
Которых, разумеется, разве что сечь и сечь,
Решив с десяток важнейших вопросов,
Я заведу свою неуместную речь:

Дело в том, что город не Лего —
У него измерений не три отнюдь;
И – даже не плюсуя мое скромное эго —
Жители его четвертая суть.

Они ходят в гости друг к другу,
Кружево троп в алгоритм заложив,
Электрически как бы заряжают округу,
Чем, собственно, город и жив.

И вот, когда эти связки горла
Разрываются кольями оград и ворот,
Когда каждый видит в друг дружке вора,
Когда нет ничего важнее запора,
тогда это больше не город,
А губернатору имя – Урод.

Петербург – это не только Невский,
Это не только фасады, дворцы и Нева,
Это прежде всего паутина фрески
Троп, которыми картина жива.

Прямые линии – это пошлость.
Загадки города в его дворах.
И если интим остается лишь в прошлом,
То у организма дело швах.

Тогда остается мертвый монстр,
атлант, коему разве что матом крыть,
Ибо необходимо поддерживать остов,
Годный разве на то, чтобы деньги мыть.
Да еще чтоб туристы ходили по нитке,
Не догадываясь, что что-то не так…
Окоченевшие формы, свитки —
Современный культур-ГУЛАГ.

Когда ж надежды вовсе в дым превратятся,
Я продам квартиру на Тюшина 7
На пике цен какому-нибудь китайцу,
Чтоб закрыть страничку и еще с тем,

Чтобы потратить денег, надо сколько,
Для постройки где-то таких жилых структур —
Там будут проходные дворы только
И никаких памятников культур!

Грустно, могло бы быть грустно,
Могло бы быть пусто – могло бы, могло бы…
Устно – не письменно – устно
пора б изъясняться высоким да лобым.

надо, противно, но надо
мотивы поступков и действий, мотивы
стаду, доходчиво стаду,
доходчиво и терпеливо.

Ибо – не сразу, не завтра, не вскорости, ибо,
Может быть, лет через сто… Не пристало
Просто молчать, потому что могли бы, могли бы!
Но, к сожалению, нынче и этого мало.

Надо б не просто сказать – надо б проще,
Честнее и проще —
Однажды Поэт (Гражданин) – неужель не про нас:
– «Сможешь выйти на площадь?
Смеешь выйти на площадь
В тот назначенный час?»

«Солнце тихо садится
За Обводный канал.
Тот, кто здесь на бывал,
Может здесь заблудиться.»

Тот, кто здесь выпивал,
Никогда не сопьётся.
Тому трижды зачтётся
Обводящий овал.

В круге первом, по Мойке, —
Город кариатид,
Накрахмален стоит,
Что ни охни, ни ойкни.

Во втором, до Канавки,
Шевеленье ветвей,
Говорок голубей
Да курение травки.
Пестрота, кружева —
Третий пояс, Фонтанный,
По-московски гортанный —
Буржуа, буржуа.

…я любил в непригодном
Восмидьсятом году
Покорябать руду
На четвёртом, обводном.

Он немыслимо чёрен
Этот круг и теперь.
Из него без потерь,
Лишь кто очень проворен,
Уходил по-пластунски
Кременчугским мостом,

Оставляя на том
Берегу, как в анналах,
Клочья в скулах канала —
Столь же милых, сколь узких.

Да, в промокших квартирах нулевых этажей в Петербурге
Даже время стремилось согреться остатками рун,
Завернуться пытаясь в пространства овечную бурку.
Тот холодный период зовётся теперь Колотун.

Расцветали узоры цветов, коченея на окнах.
Свой орнамент туда добавлял самосвал садоМАЗ,
Выхлопную трубу выставляя-вставляя (хоть сдохни!),
Он закачивал радостно нам свой весёленький газ.

Мы фрейдизма не знали, но, чуя трубу выхлопную,
В нас рождались инстинкты вполне садоМАЗных корней:
Кто мне боль причиняет – с большой вероятностью пну я,
Впрочем, только того, кто с трубой… только с ней.