Владимир Ноговицын - Взамен обелисков – кресты

Это – Россия.
Наш (и мой!) город.
Много успел он.
И многим устал гордиться.
Кажется, ищёт во всём
Мало-мальский повод,
Чтобы опять – на всю страну —
Отличиться.

Кажется, рады у нас
Любой затейке.
Что нам стоит —
Лишь дай поскорей мотивы!
В праздники громко гремят,
Шипят фейерверки.
Но зато каких эмоций сливы!

Мы выступаем – учтите! —
На лучших сценах.
Лучше всех горожане у нас.
Однако
Чёрною тенью
На этой и прочих стенах
Видны извивы
Проклятого
Хищного знака.

Надпись под знаком,
Гласящая о возвращенье.
Так, баловство?
Что-то другое?
Или…
Где вы, наши солдаты?
Хотя б на мгновенье
Все поднимитесь
Из братской своей могилы!

Встаньте над полем,
Заросшим бурьяном зелёным,
И над чащобой,
Изрытой когда-то взрывом!
Встаньте, как раньше, надёжным
Мужицким заслоном!
Знаете, как сейчас нужны вы нам!..

…Снова страна отмечает народный праздник.
Снова о памяти вечной кто-то завякал.
Пишет на стенке мальчишка – глупый проказник.
Чем бы ни тешился, лишь бы, родной, не плакал…

Родина, возможно, не поймёт,
Что солдат её сейчас умрёт, —
Упадёт не в тишине, а в гуле
От шальной или прицельной пули.
Будет он за тем горелым лесом
Острыми осколками порезан
Миномётом, что стреляет чётко
С вражеской несдавшейся высотки.

Надо бы суметь, не побояться,
Разогнувшись, в полный рост подняться.
Без «ура». Глаза расширив дико,
Думать о стране своей великой.
И её величья только ради
Защищать болотистые пяди.
Шаг по ней, земле своей родимой,
Сделать, но – вперёд! – необходимо.

…Где гроза военная гремела,
Постоит ещё берёзка в белом.
И под Мгой, в лесах у Чёрной речки,
Ей светить затем, подобно свечке:
В таинстве укромном и в печали,
Там, где люди наши погибали,
Чтобы рано было или поздно
Небо и внизу пространство —
Звёздным!

Знаешь, как пахнет
Земля перед боем?
Пахнет она
Тишиной и покоем.

Мы же в неё
Тяжело и покорно
Сеем себя,
Словно лучшие зёрна.

Чтоб через нас
В тёплом утреннем свете
Травы росли…

И на все многолетья
Чтобы земля
Оставалась зелёной,
А не чернеющей,
Не обожжённой.

Их сосчитали
и внесли в скрижали —
фамилии и робких, и отважных.
Кому-то даже
выдали медали
в приказах сохранившихся
бумажных.

Там судьбы чьи-то,
горести и смерти…
Вот опись, номер фонда,
дальше – дело…
И – ничего, она,
бумага, стерпит.
И не такое Родина терпела.

У обелиска воинам погибшим,
Точней, вблизи того мемориала
Идёт продажа шашлыков и пищи:
Так хочется, чтоб публика гуляла!
Под песнь о журавлях и о солдатах,
И под слова о горестях и бедах —
Брожение непьяных, но поддатых,
Сюда пришедших сытно пообедать.

И водка на разлив, а также пиво,
И мясо на закуску, и другое.
А рядышком гармонь поёт плаксиво
О том, что помнит мир своих героев.
А как ещё? И зрелищем, и хлебом!
Есть повод прибодриться тем зарядом.
Китайским негрошовым ширпотребом
Завалены обильно ряд за рядом.

А там, в палатке, видно, для удобства,
Где вход закрыт кисейным всяким дамам,
Почтенное (а как же?!) руководство
Легко отмерит фронтовых сто граммов.
Майор запаса, явно эмвэдэшный,
В объятья заключил в медалях деда,
Растрогавшись, промямлил тот, конечно:
«Недёшево досталась нам Победа».

Всё как всегда: почти по расписанью —
Цветы, венки и помнить заверенья…
Затем простор народному гулянью —
Как в самый заурядный день рожденья.

Полыхание рассвета,
Даль далёкая видна…
Было утро, было лето,
А ещё была война.

Были ранние минуты
Наступающего дня.
Тишина казалась чудом
Без ружейного огня.

Никакой случайный выстрел
Оборвать её не мог.
Лишь окоп глубокий выстыл —
Дул прибрежный ветерок.

И войны остались нравы
На краю другой земли.
Как красиво у канавы
Вербы первые цвели!

Показалось: всё слепое!
Будто кто-то пошутил,
Что уже не будет боя:
Мир на свете наступил!