Владимир Ноговицын: Корни сосны

Господь простит, наверное, не сразу
(Куда вела петлявшая дорога?),
Что не всегда мы верим богомазу,
Другим представив подлинного Бога.
Да, он писал нередко по заказу,
Да, он творил, бывало, по потребам,
Но то, что после представлялось глазу,
Душой и сердцем совпадало с Небом.
Душой и сердцем было с облаками,
И проливалось лучезарно позже,
И было не зажато потолками,
И каждой клеткой чувствовалось кожи.
И было в этом ощущенье века.
И даже больше, чем первооснова -
В иконных досках Феофана Грека,
В задумчивых архангелах Рублёва...
И я бывал, случалось, слишком резок,
И я подчас заслуживал укора.
Но замирал при виде древних фресок
Любого православного собора.
Над сушею, усталою и серой,
В трудах, в дождях и в зарослях
брусники
Дышало всё Надеждою и Верой,
И были всех земных земнее лики.

Я выуживал слово
В деревнях позабытых, убогих,
У старинных старух,
Что не знают сует городских,
Где считают не годы,
А дни, превращённые в сроки,
Где с тоской поминают
Людей нехороших, лихих.
Черпал воду ковшом,
Краснотою палящим от меди,
Обжигая не рот, а нутро
Под названьем "душа".
И записки читал
При мерцающем ламповом свете,
А потом повторял
С расстановками всё, не спеша.
А затем уходил в бездорожье,
В сутемье, куда-то...
Было небо огромно,
В нём звёзды беспечно цвели.
И касалась подошв,
Будто комья, холодная правда
И срывалась назад,
Достигая усталой земли.

Дорога. На дороге - колея.
Забор у дома обветшал и редок.
Ушли года, как бывшие друзья,
Не оглянувшись даже напоследок.

Ушли они. Но помню до сих пор,
Как будто в этой жизни я - последний:
Деревню, что взобралась на угор,
А более того - огни деревни!

Там лился свет из каждого окна!
Там лампочка прожектором горела!
И не родня, а, кажется, страна
На пристань пароходную глядела.

... А мы и не заметили, когда
Всё минуло. Как листья облетали.
Как быстры были тихие года.
Кого не стало. И как все устали.

По эпохе - и вера,
А по веку - поверья.
Совесть - лучшая мера,
Это понял теперь я.
Было, плечи сжимая,
Становился несмелым,
Только выжить желая,
Как солдат под обстрелом.
И не ведал - чего там, -
Что нужней, что не надо.
И ползком по болотам
Расползлась моя правда.
Но вздымусь, как ни гнули б,
Ведь не русский я, что ли?!
Скрежет посланной пули
Не вспугнёт меня боле...
Ах, и был я и не был,
Словно в дар принимая
Под негаснущим небом
Одуванчики мая!
Ах вы, сны никакие,
Ах ты, боль, что скребётся!
Мы ещё бы пожили
Ровно, сколько придётся.
Оттого, оттого ли -
Час настанет, случится -
Все по собственной воле
Враз начнут совеститься.

Очарованный светом
упавшей звезды,
Я смотрю, как скользит она
с синей гряды.
Как магнитит её тяготеньем
земным
К сотням лет, что растаять
успели, как дым.
И надрыв моей,
тоже уставшей, души
Будто просит её:
"Не спеши, не спеши!.."
Здесь у нас в немоте,
у подножия гор,
прогорает костёр,
догорает костёр...

Ветер вроде бы замер, затих
В пору новую солнцезаката.
На погостах унылых таких
Открывается русская правда.
И видны среди рыжих кустов
В дни недели и в долгие вёрсты
Очертания чёрных крестов,
Заслонившие ржавые звёзды.

Иногда он ступает на землю,
Когда на неё опускается темень.

Он идёт по улице, как странник,
Вглядываясь в окна и души.

Мы думаем: это светит фонарь,
А это - сияние нимба.

Мы думаем: ветер шуршит в листве,
А это - шорох шагов.

Мы думаем: птицы поют, А это он говорит о чём-то.
Мы думаем: случайный прохожий. А это - Христос...

На угоре - собор
С давних пор...
Стёкла выбиты,
Сорваны дверцы.
На угоре собор -
Как укор Всем
безверцам.
Вороньё
На его крестах
Копошится.
А у стен,
На колючих кустах
Цвет шипицы.
На угоре - моя Русь.
У дороги,
По которой
Идти боюсь...