Александр Хабаров - Над Родиной, над бездной

Ничего, что ночь меня тревожит, —
слава богу, стражник не треножит
и на месте мятый кошелёк.
Я шагаю, ох как я шагаю,
из шагов я жизнь свою слагаю,
слава богу, путь мой недалёк…

Я расстался с прежними врагами,
я прошёл неслышными шагами
по тропе, по шаткому мостку
над землёй, над шумным водопадом,
я с собой сражался, словно с гадом,
прижимая правую к виску…

Ничего, что плоть моя устала,
а душа из тяжкого металла
тянет вниз, заносит за края,
это всё проходит, слава богу…
Ничего, что я забыл дорогу.
Бездорожье – родина моя.

Ветры веют ото всех сторон,
Люди ходят в жёлтом и чужом.
Сумрак взвился клочьями ворон —
Ангел полоснул его ножом.

Город заворочался в бреду.
Зарыдали мальчики во сне.
Потемнели яблоки в саду —
Это мир готовится к войне.

Это мы, железо и кирза,
Встанем неприступною стеной.
Это нас швырнут, как образа,
В пыль и в грязь, в огонь и в перегной.

Это мы седлаем жеребцов,
Прогреваем танков дизеля.
Предстоит сведение концов
В точке абсолютного нуля.

Болеет сердце. Я здоров как бык.
Молчит душа, свирепствует свобода.
Я прочитал семьсот священных книг,
когда, как все, вернулся из похода.
А что ждало ушедшего в поход?
Пещера ли без дна? Даль океана?
Зачем вы мне заглядывали в рот,
которым я дышал легко и пьяно?
Не суждено осужденным кричать,
а я иду, во всём подозреваем:
не стоило, товарищ, руку жать,
ведь мы друзей руками убиваем.
Что ждёт тебя, меня, везущих груз
через Баграм, погрязший в мести мерзкой?
Неужто не отметится Союз
за нас, убогих, честью офицерской?
Пока ты, гад, раскуривал косяк
и плакался в жилетку всякой мрази,
наш экипаж клепал отбитый трак
и жизнь свою выталкивал из грязи…
Ну что ж, прости… Тебя не ждёт никто.
За перевалом нет библиотеки,
и не спасёт тебя стишок Барто
о мячиках, что наполняют реки.
Там ждёт тебя, водитель, путь зверей
под перезвон нетронутых копилок.
Тебя спасёт начитанный еврей
в ковчеге из прессованных опилок…
Куда бы ты ни выполз – быть беде.
Кровь – оправданье, но твоя – едва ли.
И те, что задыхались в БМД,
не зря тебя так часто поминали.
На чёрном, знали, чёрное видней;
они теперь белее серафимов.
Куда уполз, как змей, из-под огней
боец несостоявшийся Трофимов?
Там ждут тебя тюремные клопы
с бойцами вологодского конвоя,
картины мира на телах толпы
и шепоток густой заместо воя.
А тот, кто за тебя ушёл в поход,
вчера воскрес и найден на покосе.
Живым железо – яблочный компот,
а тот, кто мёртв, и не родился вовсе…
Убитым не поможет айкидо,
живым не быть играющему в прятки.
Хотел быть после, а остался до,
мечтал в моря, а сел, как все, за взятки.
Всё зря… не зря… Весь мир у наших ног,
и боль, и страх, и пьяная отвага —
всё знать дано… Но отличает Бог
кресты от звёзд и грека от варяга.
Что ждёт тебя? Кто бил тебя под дых?
Досталась ли тебе любимых жалость?
Немного нас осталось, золотых.
Серебряных – и вовсе не осталось.

Легка моя жизнь, и не ноша она, не дорога —
Река безымянная: сохнет, осталось немного,
Качаются в ней пароходы, размокли бумаги,
То в греки течёт из варягов, то снова в варяги.

А я загребаю то правой, то левой, однако…
То с берега машут платками, то лает собака,
То женщина плачет, что я не плыву – утопаю,
Спасателей кличет, а я уж двумя загребаю.

Не нужен спасатель, родная, глубок мой фарватер,
Но я же за круг не цепляюсь, не лезу на катер,
Плыву себе тихо, без цели, хватаясь руками
За воды, за звёзды, за небо с его облаками…

Эх, лиха беда начало!
Дайте в руки мне гармонь,
Чтобы душу раскачала
Неумелая ладонь!

Эх, пройдусь, лады терзая,
Отпою кого-нибудь!
Попляши-ка, волчья стая,
Рви клыками белу грудь!

Ночь темнее, круг поуже.
Рвётся пташкою душа.
Я за нож, а морда – в луже,
И на откуп ни гроша.

Ах вы, волки, злые звери,
Отпустите мужика!
Я уйду в другие двери,
Я попал не в те века!

Что за танцы без любови?
Что за песня – грудь в огне?
Что-то, братцы, много крови,
Что-то, волки, страшно мне!