Иосиф Гальперин - Краткая история присебячивания. Не только о Болгарии

Света, извиняясь за прежнее равнодушие, старается узнать все о кошках, из интернета, конечно. Но теория не совпадает с практикой.

— Кормить их надо всего два раза в день, воды давать.

— А вы сколько кормите?

— А как попросят, проголодаются — и даем.

Тут надо посмотреть, кто кого воспитывает. Кошки нашли даже способ бороться с богемными привычками. Ждать по полдня, пока хозяева проснуться? Ну нет! И по новым антикомариным сеткам наверх, к окну спальни, поорать.

— Представляешь, впускаю в окно, думаю, сейчас Лилька к миске помчится, а она — вниз по лестнице, к дверям. Открываю — а там вся компания, втроем ждут. Лильку послали напомнить, как профсоюзного вожака.

Лилька-миндальные глазки вообще — как прима при хозяйке-главреже, особые отношения. Света ей устроила три места спальных, на обоих этажах и на мансарде. Лилька в благодарность забирается на Светину многострадальную поясницу и часа по три лечит. Лежит, мнёт когтями и мурлычет. Кошки вообще знают, где что болит.

Вообще, честно говоря, такое бессловесное общение больше похоже на истину, чем Светина вера в понимание кошками человеческой речи. Ну откуда болгарские хвостатые бродяги научились русскому языку? И люди-то здешние не всегда сходу разбирают Светину болгарскую речь, хотя она и в словари заглядывает, и учебники штудирует, и даже несколько занятий с учительницей себе устроила. Просто кошачьи мозги ловят интонацию, запоминают, анализируют, экстраполируют ее на другие слова и выражения. Вот и вся телепатия. Вся?..

Смешно, но какая-то система Станиславского в этом чувствуется. «Вырастить зерно роли…». Прими другого, увидь его — и ты много чего откроешь в себе. Света легко показывает, как Лилька лапой тянет из миски кусочки корма, как она улыбается, как смотрит… Так же, как улыбками и принятыми здесь междометиями (мгновенно усвоила!), добавленными к словам, Света легко объясняет болгарским соседям, что хочет им сказать. А больше-то и поговорить не с кем, Главреж по полгода проводит в московских командировках, русских в их деревне нет.

Зато есть Дурында, Лилька, Нека и Деча. Спасибо им.

…Это Маша, младшая дочь сказала слово «присебячивание», сказала давно, когда ее литературная биография даже не подразумевалась. Итак, присоединение мира к себе, а не только притирание себя к миру (ты-то ведь для себя важнее всего остального! По крайней мере, в том возрасте, когда впервые об этом задумываешься и когда Маша придумала слово). Присвоение права что-то считать своим. Освоение…

Пора вставать, надо козлят резать. Да и козу в последний раз выпустить, вон уже соседские под окном прогремели колокольцами. Через полчаса застучат копыта помощнее — пойдут магары в лес, каждый со своим хозяином, за хворостом, за шишками. Райчо будет бороться со своим ослом, боясь запачкать аккуратную рубашечку, непонятно, кто кого ведет в лес: Райчо магара или магар — его. Под ноги падают абрикосы из-за забора Андреевой усадьбы, ослы их с радостью жуют. А ближе к восьми два-три всадника оседлают своих рабочих лошадок тут же, перед домом бая Андрея.

Дом, сто лет назад построенный деревенским священником, у наследников которого бай Андрея в семидесятые годы его купил, стоит лицом к маленькому скверику, собравшему в узелок пять дорог. Почти Питер — Пять углов, если бы Андрея там бывал… В центре лужайки огромное дерево, говорят, этот явор (чинар, платан) посадили турки на память, когда их выселяли из села после Балканских войн. Под явором — чишма, источник, кран которого никогда не закрывается. Так и льется горная вода из никелированного крана в гранитную колоду, многие поколения двуногих и копытных пьют эту чистейшую минералку. Вот и стал скверик центром этого края деревни Плоски, здесь и отдыхают за столиком на скамейке, которые из-за вандализма коз приходится регулярно обновлять, отсюда и уходят в лес или на пастбище. Очень уж удобная здесь, под явором, площадка вокруг чишмы, подвел лошадь к ее бордюру, а сам с невысокой горки — прыг на холку!

Андрея уже свое отпрыгал. Одно время он вообще ходил с трудом. С тех пор, после инсульта, у него остался висеть над спинкой кровати выключатель, который бай Андрея собственноручно прикрутил с помощью старого витого шнура прямо к лампочке под потолком. Об этот выключатель он и стукнулся сейчас, вставая. Заметно сгорбленный, но мускулистый до сих пор, он автоматически отмахнулся от шнура, грубо прошедшего по его загорелой лысине, и пошел в хлев — сыпать корм курам.