Теодор д'Обинье - Трагические поэмы

Певцами древними восславленный Зевес,
Однажды в мир людей спустившийся с небес,
За Ликаонов стол был приглашен к обеду,
И волком стать пришлось за это людоеду [191] Ликаон — царь Аркадии. Согласно древнегреческому мифу, Ликаон, желая испытать богов, предложил им еду, приготовленную из потрохов ребенка, за что был превращен Зевсом в волка. .
Так и Господь Свой путь к утесу львов держал,
Но с Ликаонами столкнулся среди скал,
Узрел застолье их, на кое глянуть страшно,
На блюдах золотых изысканные брашна
Из мяса малых чад. Господь узрел волков,
Тайком пирующих, и мясо меж клыков.
Средь нас встречается сих людоедов масса,
Они лакают кровь и рвут клыками мясо,
Овчину прокусив, подобный хищник рад
Тотчас высасывать живую кровь ягнят,
Прикончив множество, они в свои берлоги
Невинных волокут, им руки рубят, ноги,
Жаркое делают из маленьких сирот.
Под видом рубленных котлет каналья жрет
Такое, что назвать и то бывает жутко,
А тут и требуха поживой для желудка
Проходит, как яйцо сырое. Так Фиест [192] О Фиесте см. поэму «Беды» (ст. 541, комментарий 14).
Сожрал своих детей, но он не знал, что ест.
Из черепов бедняг, загубленных безвинно,
Фиалы делают и пьют из оных вина,
Сиденья и столы в узорах из костей
Жестокой красотой ласкают взор гостей,
Из кубков золотых лакает зверь жестокий
Кровь безутешных вдов, их млеко, пот и соки,
С надушенных бород в застолии хмельном
Сей страшный сок течет, разбавленный вином.
Зловонье сих злодейств не столь сильно однако,
Чтоб совесть мертвая проснулась среди мрака
На мягких тюфяках, в которых не перо —
Младенцев нежный пух, состриженный хитро,
И кожу снять не грех с невинного дитяти,
Дабы убийц отца одеть — судейских татей.
Рвет на себе власы несчастная вдова,
Невиданную ткань из них соткут сперва,
Последний сей трофей потом послужит катам
Отделкой пышною на платье их богатом.

Вот судьи каковы, так банда их живет,
Губители людей, губителей оплот,
Се лжесвидетелей, клеветников опора,
Защита сводника, укрытие для вора,
У них в продаже все: душа и голова,
И власть и приговор, и знанья и слова.

Пора бы свидеться с той Золотой Палатой,
Богатой золотом, а встарь умом богатой
И правосудием. Теперь там не закон,
А сила властвует, захвачен славный трон
Несправедливостью, бесстыдной и лукавой,
Которая, гордясь порфирою кровавой,
Не знает отдыха. Теперь с ее очей
Повязка сорвана [193] Повязка на глазах богини правосудия Фемиды символизировала ее беспристрастность, так же как и весы в руке. , и взор свирепый сей
Способен сбить с пути, влечет куда не надо,
Где лучших кара ждет, а худших ждет награда;
Не верь ее весам, златые гири лгут;
С ней рядом за столом воссел неправый суд:
Здесь те, кто торговать не прочь гнилым товаром,
Кто смолоду как лжец угоден знатным барам,
Кто о душе своей не думал никогда,
Вот лики разные вершителей суда:

Там, слева, гарпии согбенная фигура [194] В ренессансной символике гарпия чаще всего изображает Скупость или Алчность. Все аллегорические фигуры, изображенные д'Обинье, являют собой человеческие недостатки или пороки, подобно тому, как используются в орнаментике химеры. Автор изображает за судейским столом вершителей судеб в облике чудовищ. ,
В колени нос уткнув, ворчит хрычовка хмуро,
Считает барыши и жадною рукой
К зрачкам подносит свой прибыток дорогой,
Под плащ изодранный златую прячет груду;
Под кожей у нее мослы торчат повсюду,
Когтями ржавыми старуха всякий раз
Старается задрать дырявый свой палас.
Се Алчность. Вечно жрет, однако ей все мало.
Честь Справедливости она пятой попрала,
И та простерта ниц: здесь бедного казнят,
Богатый в прибыли, хоть трижды виноват.

А рядом злая хворь сидит, красой блистая,
Тщетой влекомая Тщеславность молодая,
Горящий наглый взор глядит из-под бровей,
Крутой прекрасен лоб в надменности своей,
Сия коварная и ловкая хитрица
В плащ, тканный золотом, в парчовый плащ рядится,
Находит всюду ход, пролаза из пролаз,
Торгуя взорами лукавых дамских глаз.
Но вот уже на ней потертый плащ рабыни,
Она сменила вид, и прежней нет гордыни,
Пред сердцем каменным склоняет робкий лик
Сия смиренница, надев смешной парик,
Чтоб власть верней добыть, чарует властелина.
Се несравненная кудесница Альцина [195] Альцина — волшебница из поэмы Л. Ариосто «Неистовый Орландо». ,
Актерка ловкая, притвора из притвор,
Гораздая менять личину и убор.
Коль слава истинна, ее явленье тихо,
А у Тщеславности отнимет жизнь шумиха.