Теодор д'Обинье - Трагические поэмы

«Земля, о Господи, Твоих творенье рук,
Но о Создателе ей вспомнить недосуг,
Изменница в слепом безумье все забыла,
И не страшит ее Твоя, Всевышний, сила.
Став славою Твоей, она изгнала прочь
И славу, и меня». Тут Божья третья дочь
Пришла, Благоприязнь: «И мне скитаться ныне,
И мне грозит земля, подобная пустыне,
Хранит сия юдоль, покинутая мной,
Лишь запустение и гробовой покой,
И эту тишину лелеет мир сегодня,
Не помня, что она исчадье преисподней,
Противу совести воюющая ложь,
Надевшая мой плащ, под коим огнь и нож,
Ягнятам Божьим меч несущая и казни
Под мирным именем самой Благоприязни».

От этих горьких слов небесных духов сход
Пришел в волнение, моленья Богу шлет,
И от молений сих туманится сурово
Пресветлый дух Судьи, а с ним чело Отцово,
Они туманятся, как будто фимиам
Дымок свой примешал к молитвенным словам:

«Великий Господи, от чьих очей всевидца
Жестоким замыслам в сердцах не утаиться,
Будь милосерд вовек, однако справедлив,
Миролюбивым мир, злосчастье злым явив.
Ты зришь земных божков, гигантов жалких стадо,
От чьих разбойных рук Твои страдают чада,
Ты смерть невинных зришь, погибших от меча,
Который лучше бы прикончил палача,
Ты зришь, как воды рек кровавые струятся,
Ты зришь над мертвыми глумленье святотатца,
Кто имя светлое Твое попрал при всех
И поминает вслух, дабы поднять на смех,
Ты слишком терпелив, поскольку сносишь это,
Твой суд бездействует до окончанья света.
Неужто же Твой взор, таящий пламя стрел,
Огней над агнцами, грозящих, не узрел,
Чей жар Твои огни пожрут неумолимо?
Устали мы глотать все время горечь дыма.
Твои свидетели безмолвно сносят боль,
Спокойно терпят зло, а нам терпеть доколь?
Не знаем смерти мы, и всяк из нас однако,
В темницы к ним придя, печален среди мрака,
Страдальцев утешать приходим в горький час,
Но стойки узники и утешают нас».

Так жители небес, в таких словах смиренных
Пред Богом ратуют за души убиенных,
У коих отнял плоть огонь или булат,
Но из когтей убийц свободные летят,
В пылающих огнях взмывают роем белым
В святое царство душ, к заоблачным пределам,
В мерцающий эфир, где звездная краса.
Вращающихся сфер созвучны голоса,
Им вторят ангелы, которых рой несметный
Ведет преставленных к обители заветной.
Как вихри быстрые, летят усопшим вслед
Мольбы и плач живых, их вопли среди бед,
Восходят облаком, завесой горькой дыма,
И гнев в очах Творца горит неугасимо.

Вы можете узреть, о жители земли,
Бывая при дворах, где наши короли,
Цари и кесари порою праздник правят,
Придворных зрелищем каким-нибудь забавят,
Турниром, скачками, ристаньями, как вдруг,
Покуда роскошью дивит монарх свой круг,
Является вдова в слезах, в одежде черной,
Благоприличие поправ и чин придворный,
В ее руках супруг, пронзенный, неживой,
Иль чадо малое с разбитой головой;
В распущенных власах посмев сюда явиться,
Веселье прервала несчастная вдовица.
Беспечная толпа на плач сменяет смех,
Смолкает пение, объемлет ужас всех.
Достойный властелин, покинув ассамблею,
Берет Свой грозный меч, дабы воздать злодею.

Восстав на извергов, пробил Всевышний враз
Главою небеса, так что огонь из глаз,
И треснул небосвод, от страха взмокли горы
И, дрогнув, рухнули, и прочные опоры
Святого Духа мощь немедля сотрясла,
Трепещет все и вся — стихии и тела.
Стократно грянул гром, хлыстами тучу гонит,
Сему дивится всё и, удирая, стонет,
Владыки бледные являют свой испуг,
Роняя скипетры кровавые из рук,
И морю бы сбежать: укрытья нет впомине
От ока Божьего, и даже ветрам ныне
От страха не спастись, весь мир, дрожа, застыл,
Склоняясь в ужасе пред мощью горних сил.
В часы, когда сей мир трепещет, одичалый,
А бездна прячется в глубокие провалы,
Внимают лишь сердца Христовых горьких чад
Веселый глас псалма, хвалы небесной лад
И звонких дланей плеск при въезде властелина,
Кому успех в бою добыла их дружина,
И сей победы весть вселяет в грешных страх,
Но радостью звучит у праведных в сердцах.

Всесильный Бог парил над наивысшей тучей
И гневно в дол метал огонь очей гремучий,
И все не находил Всевидящий вдали
Того, что можно счесть гордынею земли,
Пока не разглядел толпу каких-то башен [190] Здесь изображен парижский Дворец Правосудия. ,
Высокомерных столь, что им никто не страшен,
Подъявших главы ввысь. Гордыни новой лик
Громадой замковой весь в золоте возник,
Остроконечные сверкающие шпили
Взметнулись в небеса, заслоны туч пронзили.
На славный сей предмет взирал Господь с высот,
Чтоб лучше разглядеть людской гордыни плод.
Он видит, как ветра, Эола-старца клика,
Вращают флюгера, грохочущие дико.
Господь снижается, дабы взирать в упор,
Свой справедливый перст, Свой грозный перст простер
К стене, сияющей вдали, вблизи негладкой,
К челу багровому с кирпичной красной кладкой,
И распознал Господь, что каменная твердь
Сего строения в себе скрывает смерть,
Что в кладке черепа и кости убиенных,
Что с пеплом пополам раствор цементный в стенах,
Что кровью разведен раствор, а не водой,
Что в известь костный мозг подмешан был с лихвой,
Вот чем поваплены, как саркофаг богатый,
С гробницей схожие, роскошные палаты.