Теодор д'Обинье - Трагические поэмы

Трудись, как вождь былых времен,
Властитель наш, наш Гедеон,
Омой ты сердце в чистых водах,
Скорей живой воды испей.
Есть праздный труд, но есть и отдых
Труда любого тяжелей.

Хотя с тобою верных глаз
И душ немало в трудный час,
Боюсь, что умысел Далилы [43] Здесь проводится аналогия между Далилой, предавшей Самсона в руки филистимлян, и любовницей Генриха IV Габриэль д'Эстре, которая добивалась отступничества короля.
Тебя лишит волос и сил,
Дабы утратившего силы
Скоп филистимский ослепил.

Я вижу день, когда к врагам
Войдешь ты в их поганский храм,
Чтоб веселить их легионы,
Но из последних сил потом
Обрушишь Франции колонны
И сгинешь сам под потолком [44] Автор сравнивает Генриха IV с Самсоном, который обрушил филистимский храм на своих врагов и сам погиб под его развалинами. Здесь намек на отречение короля от протестантства в церкви Сен-Дени (1595). .

Ты отречешься от Христа,
И поразит Господь уста,
Преступный твой язык карая,
Ты сердцем суетным солжешь,
Тебя постигнет казнь вторая,
Господь пронзит его за ложь [45] Имеется в виду уже упоминавшееся в предисловии предсказание д'Обинье, который после первого покушения на жизнь Генриха IV, когда тот был ранен кинжалом в губу, воскликнул: «Когда вы отречетесь от Бога в сердце, Он поразит вас в сердце». Подробно этот эпизод рассказан в автобиографии д’Обинье — «Жизнь Агриппы д'Обинье, рассказанная им его детям». .

Тебя любовь лишает глаз,
Грядет убийца в должный час;
С повязкой на глазах, бедняга,
Ты обреченно ждешь клинка,
Грозна с повязкой рядом шпага
И верх берет наверняка.

Покои пышные дворов
В панелях, в роскоши ковров
Приюта истине не дали;
На твердых скалах глас Творца
Начертан: видимо, скрижали
Не столь тверды, как здесь сердца.

Сих грозных круч, сих скал ряды
На глаз суровы и тверды,
Но души этим видам рады,
А там, где роскошь тешит взгляд,
Пиры, веселья и услады
Скорее душу отвратят.

Ты, эхо, подхвати мой глас,
Удвой, умножь во много раз:
Вы, поднебесных кряжей кручи,
Мой горький плач несите вдаль,
И пусть несут лохмотья тучи
Во Францию мою печаль.

Коль вновь увидите, друзья,
Что заповедь нарушил я
И что могу нарушить снова,
Ошибку не судите зря,
Бесчинства заклеймить сурово
Нельзя, бесчинств не натворя.

Но коль дерзнул я без завес
Явить вам таинства небес,
Земных богов я атакую;
Открой мне, Боже, арсенал
Их недругов, дай мощь такую,
Чтоб я в сраженьях побеждал.

Не защищаю строк моих
Пред теми, кто хулит мой стих,
Мне недовольство их по нраву.
Друзья, мне ведомо: мой плод
Для них таит в себе отраву,
Вам исцеление несет.

Вам славить Бога, им бледнеть,
Вам петь, им сокрушаться впредь.
В избытке страха, вволю смеха
В моих слезах, в словах стихов,
Дабы удваивало эхо
Ваш смех и ненависть врагов.

Но их мне почему-то жаль,
Пишу о них — в душе печаль:
Кто служит праву, а не склоке,
Кто с правосудием в ладу,
Обязан истреблять пороки,
Но к людям не питать вражду.

Влиятельных домов сыны
Молчат, хотя поражены,
И, уподобясь чадам Ноя [46] Имеются в виду сыновья Ноя Сим и Иафет, которые были смущены наготой пьяного отца и, отвернувшись, прикрыли ее. ,
Стоят, потупив скромно взор,
Дабы родитель с перепоя
Глазам их не являл позор.

Так по вине лукавых чад,
Стыдливо отводивших взгляд,
Не встретит мерзость укоризны,
Зато в униженной стране
Нашли мы не отцов отчизны —
Врагов, безгрешных лишь во сне.

Верни мне, Боже, голос мой,
Суровым сердцем удостой,
Дай голос мне возвысить, Боже,
Обязан я глаза открыть
Тем, кто, сумняшеся ничтоже,
Злочинства не престал творить.

В широкий мир, мой труд, иди!
Так сердце мается в груди,
Искать в законах толк устало:
Колеблюсь я сто раз на дню,
Себя кляну спервоначала,
Потом тебя во всем виню.

Дитя законное, мой том,
Господь свидетельствует в том,
Ты к Церкви приобщен Господней,
Будь справедливостью хорош,
Будь крепок истиной сегодня,
Бессмертье завтра обретешь.

Коль надобно идти на легионы Рима,
Коль италийский сброд разить необходимо,
Припомнить впору нам, как в Альпах Аннибал
Сквозь кручи кислотой проходы прожигал [47] Римский историк Тит Ливий рассказывает, как Ганнибал (Аннибал) при вторжении в Италию, проводя свои войска через Альпы, в непроходимых местах разрушал скалистые преграды. Для этого он при помощи разведенных огромных костров раскалял скалы, а затем их поливал холодным уксусом, отчего они трескались и дробились (Тит Ливий, XXI, 37). .
Мой огненный порыв, а также едкость нрава
Семь гор прожгут насквозь, как крепкая протрава,
Я скалы сокрушу и предрассудков тьму,
Чья сила Цезарю мешала самому,
Когда узрел он Рим, пред ним дрожащий в страхе,
Ломающий персты, рыдающий во прахе,
Простерший к сыну длань, чтоб дерзкому не дать,
Ступая напролом, родную кровь топтать.