Начну вперёд грести,
Дрожит весло в горсти…
Начну венок плести,
Колюч венок.
И пусть душа вольна
И мимо бьёт война,
Скулит моя волна
У самых ног…
«Все счастья ждут, а я не жду…»
Все счастья ждут, а я не жду.
Так сладко мне, так страшно.
Иду по мартовскому льду.
Так сладко мне, так страшно.
Там в проруби черна вода.
Так сладко мне, так страшно.
Там в облаках черна звезда —
Бродяг очаг домашний.
И штрих-пунктир моих шагов,
Так сладко мне, так страшно,
Соединяет берегов
Заснеженные башни.
И птиц невидимых следы,
Так сладко мне, так страшно,
Уводят в сторону беды
Из тишины вчерашней…
Как замерший на вдохе зал,
Так сладко мне, так страшно,
Зимы лукавые глаза
И колдовские шашни.
То дрогнет луч, то хрустнет лёд,
Так сладко мне, так страшно,
Но не кончается полёт
Прогулки бесшабашной.
Опять в бреду бураны.
Опять во сне метели…
И все открыты раны
В моём астральном теле.
Зима моя — Прасковья
Морозным паром дышит.
А в дальнем Подмосковье
Снега укрыли крыши.
А здесь — дожди по плечи,
По щиколотку лужи.
Возьмём зонты покрепче,
Пойдём гулять по стуже.
Размыло штормом пляжи,
Газон зацвёл тюльпаном.
По крыше капли пляшут
И брызгают фонтаном.
В провинции счастливой
Бензинового рая
Живут неторопливо,
На ливни невзирая,
Привычные к истоме
Восточные народы.
Скрипят устои в доме
Из карточной колоды…
Зима моя — Прасковья,
Сугробов помня запах,
С нездешнею тоскою
Глядит назад на запад…
И смотрит в это небо,
Где так набухли своды.
И вспоминает нежно
Московские погоды.
«Я за землю держусь ногами…»
Я за землю держусь ногами,
И руками держусь за воздух.
И, сторонница моногамии,
Я всегда за тебя держусь!
И в дежурной мажорной гамме
Я пишу своё небо в звёздах.
Между йогой и оригами
Только душ и фруктовый juice.
Столько боли вокруг разлито,
И такая внутри работа…
Столько слёз на квадратный литр.
Или круглый, кому — какой…
Только сплавлены в тёмный слиток
Плотный быт до седьмого пота,
Обнажённая Маргарита,
И желанный вдали покой.
Тот самый дом, где за окном
Трамвай звенит тоскливо,
И через слякоть по двору
Тропа ведёт к метро…
Там пианино хриплый звук
Родит мотив счастливый
И проживает домовой,
Похожий на Пьеро.
Там быт советский правит бал
И не бывает пусто,
Из эбонита телефон
И в трещинах паркет…
Там нас согреют ночь с искрой,
И пироги с капустой,
И рюмок праздничный отряд,
Покинувший буфет.
Тот самый дом, где суета
Имеет форму сердца,
Где под стеклянной мишурой
Родится Новый год…
Там тешит душу звук трубы
И горький запах детства.
И переезд в любой уют
Его не отберёт.
Но вальсом медленным звучит,
Смягчающим длинноты,
Шуршащий голос золотой
Сгребаемой листвы…
И в доме том, где за окном
Трамвай звенит две ноты,
Парит воздушный поцелуй
Исчезнувшей Москвы.
«Не меньше боли, не больше…»
Не меньше боли, не больше,
А просто — другой сезон.
Дугой на море наброшен
Другой главы горизонт.
Нас жизнь почти не коверкала,
Чуть-чуть спрямляла углы.
Чем больше мы смотрим в зеркало,
Тем меньше себе милы.
Положим, в небе покружим.
Помножим душу на три.
Чем громче бури снаружи,
Тем тише звери внутри…
Мой самолётик из бумаги
В порыве ветренной отваги
Прёт напролом.
Но он крылат — наполовину.
И смело тычется в гардину
Одним крылом…
С отбитым носом у сарая
Исчадье паркового рая
Мадам с веслом.
Несимметричны мы и плоски.
Я на песке черчу полоски
Одним крылом…
Свои сомнения задвину:
Я счастлива наполовину!
Другая — что…
Доделай, Карло, крылья кукле!
В моих слезах намокли букли,
И драп пальто…
Я снова маюсь, снова мямлю,
Что недостаточно меня мне.
Чего ж ещё?
Лечу, хромая при полёте.
И ноет без пернатой плоти
Одно плечо.
«Мы снова одни на осенней планете…»
Мы снова одни на осенней планете,
Друг к другу легко вспоминаем дорогу.
Всё дальше орбиты, где кружатся дети.
Всё ближе сюжеты, где тень и тревога.
В гостинице пусто. В глуши деревенской
За ужином к месту вино и усталость.
Виднеется озеро сквозь занавески.
И жизни ещё половина осталась…
Читать дальше