Что-то юмора броня защищает редко,
И любая ерунда жалит, как пчела.
Вот была бы у меня чёрная таблетка,
Я б счастливее тогда, может быть, была.
Я качусь по мостовой медною монеткой,
Нет ни решки, ни орла, и едва жива…
Вот была бы у меня белая таблетка,
Не болела б от всего дура-голова!..
Под тяжёлою душой снова гнётся ветка,
Хоть нередко греет плоть мира благодать!
Вот была бы у меня жёлтая таблетка,
Отпустила б крышу я в небо полетать…
Обняла бы мир с вершин, где ни мух, ни перьев,
Где за дымкою в тиши ангел да астрал.
Ах, оттуда жизнь ясна и полна доверья…
Видно, правильный рецепт доктор подобрал.
Что-то миленький дружок обнимает редко.
Говорит, я молода, да любовь стара.
Вот была бы у него синяя таблетка,
Я б счастливее была раза в полтора!..
Я фортуну не гневлю, мне живётся сладко.
Не дури, душа моя, пой мотив простой.
Я в аптеке закуплю целую облатку
На все случаи моей жизни золотой!..
Наревелась. И сижу я,
Вся от слёз опухшая.
Всё в ажуре, в абажуре
Лампочка потухшая…
На двери висит подкова.
А я сижу и думаю:
Вот живу я бестолково
И помру я дурою.
Может, стихнет ближе к лету
На душе брожение.
В моём доме тока нету,
Только напряжение.
Как ни врали феврали,
Всё равно пришла весна.
Как по рельсам ни юли,
А дороженька одна.
Я трамвай и ты трамвай.
Оба мы железные.
Под дугою голова,
Мысли бесполезные…
За лесистой горочкой
От твоей души ключи.
Мне б питаться корочкой,
На диете сидючи…
Но утешит пирожок
Буднями дождливыми.
Ты б любил меня, дружок,
Были б мы счастливыми.
Целовал — не целовал,
Током мы повязаны.
Ты трамвай и я трамвай.
А круги-то разные…
И бежим за кругом круг,
А душа срывается.
Осторожно, милый друг,
Двери закрываются…
Позади — тоска.
Впереди — тоска.
Посередке жестка
Табуретка…
Моей художественной школе
Было времечко, какое было время!..
Листья вылупились, дни тянулись к лету.
Музыкантами богатый город Бремен
пел, что «Ничего на свете лучше нету!»…
Вечерами, мир копируя с натуры,
Мы кувшины и ковши писали маслом.
В кабинете сохли свежие скульптуры,
И ждала Пигмалиона глины масса…
На улице Бахрушина
Соседей было трое.
Что вроде бы разрушено,
Мы заново построим.
Москва летела за реку
Под дребезги трамвая.
Вошла в мою мозаику
Та улица живая.
Мы тогда над натюрмортами корпели,
Понимали в ленинградской акварели.
И делили эскимо за семь копеек,
И ловили марта трепетные трели…
Опьянённые мороженым и бризом,
Шли к метро и рассуждали о высоком.
Солнце брызгами звенело по карнизам,
Заливало щёки негою и соком…
На улице Бахрушина
Сосед гуляет с колли.
Моей души отдушина —
В художественной школе.
Висит весна за форточкой,
Волнуя нас соседством.
Я гипс, залитый в формочку
Своим колючим детством.
На улице Бахрушина,
Два дома от музея,
На всё, что мне отпущено,
Я издали глазею.
Буфет резной от бабушки
И пятна на обоях.
Там юность сядет с краешку,
Обнимет нас обоих…
Под градом осенних яблок,
Слетающихся к земле,
Качается дом-кораблик
У паруса на крыле.
Там листья летят, как стаи,
Вдоль окон его кают.
И манит людей усталых
Настольной луны уют.
Мы только покоя просим
У бурь, уносящих дом.
Но осень. Но снова осень
Косит по стеклу дождём.
Озноб остриём иголки
Пронзит. И хрупка, как шар,
Рассыплется на осколки
Грядущей зимы душа…
Часть IV
Шкатулка посвящений
В этой маленькой шкатулке
Дорогие сердцу штуки —
Память лет, когда у мамы
Не водилось ни гроша.
Эти броши и цепочки
Не нужны ни мне, ни дочке,
Но отдать их в переплавку
Не решается душа.
Там советская штамповка
Грубовата, как штормовка.
И металл не лучшей пробы,
Потускневший без тепла.
Никакой ручной работы,
Но заплаты и заботы,
И невзрачные колечки,
И сердечные дела…
Читать дальше