Светлана Менделева - По одну сторону горизонта

Играют в слова беззаботно, как дети,
В версте от дымящейся бездны.
Наверное, всё же занятия эти
От возраста очень полезны.

Как росчерк нервного пера,
Нечёткий профиль.
Не жертва, не адепт добра,
Сухарь и профи.
Сквозь дождевые облака,
Дворы кривые —
Кровоточащая строка,
Слова живые.
Им не опасны тлен и моль,
Чужды длинноты.
Но мизантропии бемоль
У каждой ноты.

День дождливый, день не жаркий,
Но каникулы не ждут,
Спит в Московском зоопарке
Самый первый мой верблюд!..
Мы туда ходили с папой,
Мы из дома брали хлеб.
Был у нас верблюд горбатый
Фаворитом этих лет.

Есть достоинство в осанке,
Взгляд невесел, горб — не груб.
Только бархатно касанье
Корм с руки берущих губ.
Мы кормили всех животных,
И козлов, и прочих лам,
Ощущая вкус свободы
От уроков и от мам!

Папа, папа, где ты, папа…
Здесь такая красота!..
Только стол — уже не парта.
Только я — уже не та.
Я живу в тоске и в неге:
Южный климат, разный люд…
Ходит по пустыне Негев
Самый первый мой верблюд.

Царица Регина. Какая царица?..
Она балагурить и петь мастерица.
Печь рыбу, писать про живое в журнале.
И, как в кофемолке, в её карнавале

Летят друг за другом блины и артисты,
Походы к подругам и плечи в батисте.
И розовощекие три господина.
Курьёз перевода: царица Регина.

Она переводит слова в акварели.
И время в любовь, чтобы дни не старели.
И жизнь непослушную — через дорогу,
В другую страну, к дорогому порогу.

Читаю стихи, присев на минуту.
Листаю книгу — справа налево.
И слёзы снова лью почему-то
Над тем, что вроде бы отболело.
И жизнь моя, порою лохматая,
И боль, и любовь в твёрдой обложке
Сквозь эти строки мерцают матово,
Как свет в окошке.

Читаю стихи. Какого лешего?..
Но держат меня легко и незримо
Изгибы времени ошалевшего
В розовой дымке Иерусалима.
И, как рубашка, близкая к телу,
Любовь другая и боль другая
Меня касаются тонкой материей
И прожигают.

В моей системе координат
Всё под контролем, но что-то над,
Пломбир в киоске и лимонад — из детства.
В моей системе координат
Царят тревога и циферблат,
И никуда мне от их баллад
Не деться.

Тропа-линейка и вновь виток —
Взрослений или обид итог,
И память боли на мякоти дней, как корка…
В моей системе координат
Всё под контролем, но что-то над.
И в кофе кубиком рафинад.
Но — горько.

В моей системе координат
И комсомол был, и раввинат,
И в коммуналке паркет из прошлого века.
А мне остался парад утрат,
Под кротким небом корявый сад,
И в жёлтых листьях сухой гранат,
И ветка.

Тот, кто считает деньги, имеет деньги.
Тот, кто считает звёзды, имеет звёзды.
Тот, кто считает беды, имеет слёзы.

Тот, кто читает блоги, танцует буги.
Тот, кто читает книги, живет в берлоге.
Он не фанат бумаги, он друг в итоге.

Тех, кто не моет руки, съедят микробы.
Те, кто не носит брюки, немного буки.
Те, кто считает время, умрут от скуки.

Я стану лёгкой сухонькой старушкой —
Дюймовочкой старушечьего толка.
И буду шамкать, складывая в кружку
Фарфоровые зубы, как у волка.

Пойду на йогу, заведу подругу,
Чтоб вместе нам порхать, как двум стрекозам,
Перемывая косточки друг другу,
Источенные остеопорозом.

А может быть, начну курить «Парламент»,
Перстнями украшать сухую лапку.
И, чередуя рауты с делами,
Выгуливать шарпея или шляпку!..

За чашкой кофе с нежным круассаном,
Малиновым сверкая маникюром,
Мы станем осуждать детей и станем
Завидовать чуть-чуть чужим амурам…

Я стану дамой вздорной, но приятной,
С причёскою «Осенний одуванчик».
И буду ночью в тишине опрятной
Кропать романы, пропустив стаканчик.

Какая звонкая тишина…
И гроздья яблок на ветке голой,
К траве склонённой. И в люльке горной,
Укрывшись облаком, спит луна.
Одежду тёплую достаёт
Земля, родившая в мае лето.
И наша песенка снова спета —
Два-три куплета, и Новый год.