Светлана Менделева - По одну сторону горизонта

Отважен честный осенний свет,
Отвесны тучи над влажным садом.
И одиночество где-то рядом —
Упавшим яблоком на траве…
И остро чувствуешь: в том беда,
Вдохнувши запах дождя и сосен,
Что лето кончилось. Эта осень
Надолго. Может быть, навсегда.

Когда в Беер-Шеве летали ракеты,
Когда на юге выли сирены,
Ко мне приехали эти дети —
Два двухмесячных близнеца.
И их тёплая мама с тёмными
Под глазами кругами
И полной грудью.

Они привезли с собой нежный запах
Молока, и дома, и стиранной марли.
И детского крема — из самого детства,
И тёплой мамы с тёмными
Под глазами кругами
И полной грудью.

Они привезли с собой пониманье,
Что жизнь состоит из еды и солнца,
И сна под тихий дождик осенний,
И телевизора где-то рядом.
И тёплой мамы с тёмными
Под глазами кругами
И полной грудью.

Они пробыли всего неделю.
И увезли свой чудесный запах,
Мою депрессию и тревогу,
И маму, пахнущую молоком.
Оставив комнату, вдруг пустую,
И мне записку: «За всё спасибо»,

И пониманье, что жизнь моя —
Она состоит из еды и солнца,
И сна под тихий дождик осенний,
И телевизора где-то рядом.
И тёплой мамы с тёмными
Под глазами кругами
И полной грудью.

бледнеет чай с мятой
и в мыслях спит смута
но жаром явь смыта
и простыня смята

летит октябрь с ветки
печалят туч сводки
бледнеют дней свитки
зимуют здесь утки

в горячем сне боли
полотна лиц белы
укол иглы в горле
и небеса в марле

Ёлка — это не я.
А перевёрнутая ханукия.
А гирлянды, и шарики, и конфетти —
Они из той же горсти,
Что и ханукальные свечи,
И тёплые пончики в сахарной пудре…

Ёлка — это не я.
А моя еврейская
С московскими корнями семья,
Где дедушка пел в синагоге.
А наши нестрогие боги
Катали нас на карусели,
Где разные вальсы для разных веселий!..

Ёлка — это не я.
А серебряный дождик вранья,
Что мы станем совсем не золою, —
Черепками культурного слоя,
И где-нибудь между Толстым и Перро
Мы будем лежать, улыбаясь хитро!..

Ёлка — это не я.
А перевёрнутая ханукия.
И празднуем с нежностью этой земли
Всё то, что покинули и обрели.
И в дар получаем звезду
Из созвездия Деда Мороза
И тёплые пончики в сахарной пудре…

Приближается время страданий и боли,
Приближается время старения плоти.
Дух, привыкший, как пух, кувыркаться в полёте,
Так боится неволи.

Приближается бремя нелёгкого плуга
И неловкой улыбки чужого участья.
Полагаю свободу условием счастья
И подобием круга.

Пахнет вечер уютом, пирог карамелью,
Но пуста тишина, как сиротства примерка.
И кончаются праздники без фейерверка,
Оставляя похмелье.

Я живу не дыша.
Душа
На кончике карандаша,
Тоньше линии.
Но клиньями
Мне в колёса вбиты дела.
И смола
Из раны капает синяя.
Я с тобой не играю
В преф.
Эта нежность в глазах —
Не блеф.
А попытка себя вернуть
Внутрь.

Я живу, как воздушный шар.
И жар
Наполняет меня,
Звеня.
И искрится моя душа
На кончике
Карандаша.

Поэт Рабиндранат Тагор
Имел естественный загар.
Любил зефир, а не кагор, —
Предпочитал агар-агар.

Писатель Жоржи Амаду,
Жуир, повеса и фразёр,
Жил у народа на виду
Под псевдонимом «Дона Флор».

Приятный барышням нахал —
А. С. Пушкин был приличный бард.
Пока он им стихи шептал,
Их жёг кудрявый бакенбард!..

Большой писатель Лев Толстой
В косоворотке пас коров.
Косил траву, ходил босой,
Писать романы был здоров.

Старик Есенин пел печаль.
Некрасов правду в массы нёс.
И славил Лермонтов утёс,
Он под сосною там торчал…

Прости меня, прости.
По чести почести,
По росту совесть, и
По горло страх.
Ещё светла на слух
Мелодия для двух.
Но так печален дух
На злых ветрах…

Прости меня, прости,
Без грусти отпусти.
От страсти к старости
Ведёт тропа.
Там сгинет, как мираж,
Души весёлой блажь:
Короткий танец наш —
Четыре па.