«Когда терзает сердце боль…»
Когда терзает сердце боль, —
то спутник страха и паденья.
Вся жизнь моя - моя лишь роль,
бессмыслица, исчезновенье
из краткой памяти вещей,
дней безымянных перекличка...
Вся глубь тоски в душе моей —
моя застывшая привычка.
Но опрометчивой толпе
герой действительный не виден.
Я буду плакать о тебе,
но никому тебя не выдам.
«Поэзия, должно быть, состоит…»
«Поэзия, должно быть, состоит
в отсутствии отчётливой границы».
Пределов нет для смысла, алфавит
синеет здесь и за чертой страницы.
Где даль размыта, там трепещет мозг,
вращаясь вновь по замкнутому кругу,
течёт и лепится, как талый воск,
ничьи шаги приняв за поступь друга.
Поэзия – опасная игра,
где нас пленяет неизвестный гений
лишь с помощью тетради и пера,
нам показав толпу живых видений.
Далёкий свет мучительно зовёт
в страну мечты, забвения и боли,
где в тишине грядущее живёт,
которому ты веришь поневоле.
А жизнь идёт, и хмурый день с утра
всё тянется, как колдовское зелье.
Но пару строк, когда придёт пора,
я сберегу – как тяжкое похмелье.
«Мы выбраны Богом и небом…»
Мы выбраны Богом и небом,
подруга нам муза сама.
В питании солью и хлебом
замечена ясность ума.
Мы прокляты временем бурным,
нас нет среди званых гостей.
Заполнены прахом все урны,
закрыт навсегда мавзолей.
Ты слышишь: навеки, навеки
в безвестности жить суждено.
Извилисты бурные реки,
как жизнь, где идём мы на дно.
Судьбы не бывает на свете.
Рождение – случай слепой.
За всё лишь поэты в ответе
пред Богом, людьми и собой.
«Что поделать, такая работа…»
Что поделать, такая работа -
для забавы стихи рифмовать,
забывая под вечер заботы,
с наслажденьем лениться опять.
Век лежать бы на мягком диване,
бесконечно сплетая слова.
В полусне, как в волшебном дурмане,
их выдумывать, помня едва.
Мне счастливый досуг не обуза,
я люблю в жизни праздный покой.
И внимает с улыбкою Муза,
не спеша со своей похвалой.
«Полгода жизни пролетело…»
Полгода жизни пролетело,
но нет ни строчки, ни огня.
Рукой уставшей неумело
рифмую вяло краски дня.
А за окном мороз крепчает,
чертя узоры на стекле.
И ночь прошла, уже светает,
но искр давно уж нет в золе.
Так что уже - и стар, и болен;
быть может, счастья тоже нет?
И не взлететь уже над полем,
не заалеет в сердце свет?
Весной растает снег на крыше,
опять придёт весна, любовь.
А вдруг однажды я услышу
мелодий давних отзвук вновь?
И чья-то лёгкая походка
послышится, и вот, опять,
слова польются редко, робко
двойными строчками в тетрадь.
Муза (Мы с тобой, шаловливая врушка…)
Мы с тобой, шаловливая врушка,
познакомились очень давно.
Для тебя я всего лишь игрушка,
что слагаю – тебе всё равно.
Ты смеёшься, когда я страдаю,
забавляешься – если влюблён,
пропадаешь, а где и не знаю,
недоступна, как утренний сон;
если добрая – рифму подскажешь,
разозлишься – упорно молчу.
Я уже стал молиться и даже
обращался два раза к врачу.
Рвёшь мне сердце на мелкие части
и бесцельно транжиришь года,
наслаждаешься тайною властью -
так прекрасна, всегда молода.
Ну а я безвозвратно старею,
плод твоих равнодушных забав.
Может быть, ещё что-то успею,
укрощая капризный твой нрав.
Буковки пляшут в уставших глазах,
шорох страниц – словно гром в поднебесье.
Запахом кофе весь воздух пропах -
это усталость, диагноз известен.
Стоит ли вечно так мучить себя,
словно наркотик проклятые книги.
Редко жена бросит взгляд, не любя,
будто увидела омут безликий.
Что там на улице – осень, зима?
Солнце запуталось в спущенных шторах.
Вот так и сходят, наверно, с ума –
чувствую скоро, до ужаса скоро...
Читать дальше