Влад Снегирёв - Да, мы не пророки

И когда, наконец, станешь с веком на "ты"
говорить, расколов тишину пустоты,
ты подружишься сразу и прочно со мной,
повернувшись к эпохе прошедшей спиной».

2017

Приходит вечер, я пишу опять,
блокнот открыт на уровне закладки.
Свеча горит, но больше для порядка,
мечтая втайне лампочкою стать.
Столпились тени молча за спиной,
процесс письма им явно непонятен.
А мне мешает запах: кто-то хной
играл всерьёз, оставив много пятен.

Все спят давно – плохого в этом нет,
как нет добра в привычке полуночной.
Теней всё больше... Сколько же им лет?
Я эту мысль загнал в сознанье прочно.
Они могли бы много рассказать,
но есть предел всему и совершенству.
Горит свеча, открытая тетрадь
глядит в огонь, вздыхая от блаженства.

Рука, лениво тронув карандаш,
тут же застыла, побоясь нарушить
покой вокруг и распорядок наш.
А тени ждут, умеющие слушать.
Они живые – догадался я,
и им нужна энергия от плоти.
Как хорошо, что спит моя семья!
И строчек нет в потрёпанном блокноте.

Вдруг тень моя упала далеко
и замерла испуганно на месте.
Да кто сказал - писать стихи легко,
вставляя в них трагичность фраз и жеста?
Двоится строчек непослушных ряд,
(здесь явный признак беззаботной лени).
Да, вот про тени: тут они стоят
и окружили. Всюду – тени, тени...

2014

Мы поднимемся вместе к высотам,
где орлы прекращают полёт,
тихо гаснут созвездья с восходом,
и никто никогда не живёт.

Я тебе покажу необъятный,
до конца не разгаданный мир -
там, где время течёт безвозвратно
в зыбкой тени причудливых игр.

Посмотри, – за таинственным лесом,
у излучины быстрой реки,
стоит домик - он тёмен и тесен,
старый тюль теребят сквозняки.

В нём всегда, допоздна, до рассвета
светит ясно в окне огонёк.
С дрожью сердце простого поэта
вяжет нити запутанных строк.

Пишет он о тебе, друг желанный,
о своей сокровенной мечте;
ждёт, как праздник, улыбки нежданной,
пропадая в немой пустоте.

Если будешь когда-нибудь мимо
проходить, в сердце нежность тая,
загляни ты в окошко незримо.
Будет счастлив он, – так же как я.

2009

Замкнув прочно в клетку пустую
рыдающих жалобно птиц,
я вычерпал душу нагую,
в пустыню холодных страниц.

В астрал выходил осторожно,
где солнце и звёзды, и тьма.
По зёрнышку, где только можно,
тащил всё в свои закрома.

Хотелось покоя, уюта,
детей бы - как минимум двух.
Но снова двоичная смута
терзала отчаянно слух.

Не сдвинуться с этого места...
Надолго ль? Да нет, — навсегда.
Ждала понапрасну невеста,
и годы неслись в никуда.

Дорога по полю петляла,
теряясь в лесу, вдалеке.
Бредёт по ней путник усталый
с кошёлкой пустою в руке.

2019

Двоится рифмами тоска
провинциального поэта.
Трепещет жилка у виска.
Устало тлеет сигарета.

Поёт в измученной душе
мотивчик пошлый старой песни:
«В столице рай и в шалаше...»
Одно и то же – хоть ты тресни.

На кухне свет. Ворчит жена
и жарит рыбные котлеты.
Она вульгарна и пьяна.
А жизнь пуста. И нет просвета.

2010

"У лукоморья дуб зелёный…"
- для нас заветные слова.
Сильны поэзии законы,
коль столько лет она жива.

О, сколько ямба и хорея
ушло на души и тела!
Но, от чужой любви старея,
так остро хочется тепла.

Есть обаянье в древней речи.
Опасность эту чётко зря,
ты избегай коварной встречи
вблизи подножья алтаря.

Держись подальше от поэтов
с их самомненьем до небес.
У них запой в приоритетах,
и к дамам пылкий интерес.

Старайся критикам дотошным
не попадаться на глаза, —
сотрут в муку глаголом сложным
всего за жалких полчаса.

Традиций нет в литературе,
помимо грусти вековой.
Зачем, несчастный, просишь бури,
как будто в бурях есть покой!

2018