Михаил Руушан - Новая мозаика

Я так люблю бывать на рынке —
Весы, прилавки, гул толпы.
Здесь знают роли без запинки.
Тут зарождение молвы.

Гранат с рубиновой слезою
И виноград – сама краса.
Творог, подёрнутый росою,
Над мёдом сотовым оса.

У всех картошка «Синеглазка»
(Да только нет такой давно),
А груша «Бера» – это сказка,
Хурма, чурчхелла, как в кино.

Там карпы бьются о прилавок,
Сом весь в раздумье – он грустит.
Там продавцы ждут ваших «ставок»,
Коль в кошельках слегка хрустит.

В мясном ряду – мясные туши.
Свиные головы царят.
Чревоугодье застит души
При виде курочек, цыплят.

Вот старушонка меж рядами,
С ней сумка на два колеса.
Спешит в погоне за дарами,
Из-под платка глядят глаза.

Ей кто-то яблочко протянет,
Бананы, что похуже, даст.
Глядишь – и обрези добавит.
Бог «благодетелям» воздаст…

Чай нам дал Романов первый,
И прижился он в Москве.
Был в начале как целебный,
Стал потом своим вполне.

Чай в России – бренд, как водка
Под солёненький груздок.
Пьют чаёк старик, молодка.
Пьют от жажды, пьют и впрок.

Пьют по-разному: с усладой,
Крепкий, терпкий, листовой.
Может быть он и наградой —
Дарит бодрость и покой.

Пишутся о нём картины.
Кисть Перова – на века.
На Мясницкой магазины,
И вода – Москва-река.

Самовар, труба и шишки,
Да ещё один сапог.
Бабы, купчики, мальчишки,
Сахар, сушки на зубок.

Пот стирая полотенцем,
Чашку вниз перевернут;
Сахар, «колотый всем сердцем»,
С ней остаток возвернут.

Есть и щипчики под сахар,
Для заварки чайник есть.
И купец, рабочий, пахарь
Отдают варенью честь.

Кто медка в чаёк добавит
Иль мелисного листа,
Кто душицею разбавит,
Мяты кто сорвёт с куста.

Чай «вприкуску», чай «внакладку»,
Чай с вареньем или без…
Мы – с вокзала на посадку.
Вдаль уносится экспресс.

И звенит в стакане ложка,
Подстаканник на столе.
Пахнет чай дымком немножко.
Мы – попутчики вполне.

Многие так любят сливки,
Чтобы к чаю поднесли.
А на зоне чай – опивки,
Там чифирчик припасли.

Но всему конец приходит:
Крах «империи», развал.
Чай в пакетах в чашках бродит,
Он взошёл на пьедестал.

Есть в народе поговорка,
Вот она о чём гласит:
Чай российский – он не водка,
Много выпить не грозит.

Мама, редко тебе я пишу,
Не ложатся стихи на бумагу.
Оправданий себе я ищу —
Сочинить можно целую сагу.

Ты меня окрестила тайком,
Ты духовность мою заложила.
Я молюсь за тебя – в горле ком,
Надо чаще бывать на могиле.

Это ты приоткрыла мне даль:
Парусов белокрылых скопленье.
Ты поведала мне про Грааль,
Улыбалась моим увлеченьям.

И мой первый, мой детский стишок
Был воспринят под возгласы «Браво!»,
Но презрение вызвал я, шок,
Когда с другом напился «до хлама».

Твои комплексы я приобрёл,
Твои взгляды, твои же смятенья —
В результате, увы, не «орёл» —
«К самоедству» вдобавок сомненья.

И за всё тебе, мама, поклон.
Что ещё мне сказать – я не знаю.
Вновь весны наступает поло́н.
Соберу тебе ландыши в мае.

Слёз я не помню у отца,
Он боль в себе хранил.
Лишь раз один слезу с лица,
Я видел, уронил.

Был у него комбатом друг,
Тот удержу не знал.
Отец был зам. и политрук,
С ним разное видал.

Он «Абакумыч» друга звал
И так ругал, любя.
Отец мой в госпиталь попал,
Друг не сберёг себя.

Во всех рассказах о войне
Я вижу их с отцом.
Мне стал комбат родным вдвойне,
Как батя мой – бойцом.

Слёз я не помню у отца,
Он боль в себе хранил.
Лишь раз один слезу с лица
О друге уронил.

Птицы в небо улетают стаей белой
К Той, кого мы называем Приснодевой.

Их на волю отпускать нам завещано,
В этот день такой святой – Благовещение.