Михаил Колосов - Новые крылья

Очень жаль. Очень жаль, что не вел я дневника, как это он делает, Михаил Александрович, Миша. Впрочем, я и так все хорошо помню. Разве можно забыть? В первый раз я услышал о нем… Да! Как раз говорили о его дневнике, что есть такой Демианов, литератор, и его знаменитый дневник. Когда это было? Год назад, в 9-м. Я этот дневник потом видел. Ах, это я сильно вперед забегаю. А ведь он как делает, я подсмотрел: записи у него за каждый день, будто ежедневно ведет, а он и неделю может не браться, а то и месяц, а потом уж садится и все заполняет, но обязательно, чтобы всякий день был описан.

Год назад, почти год…

Я стоял в театре на лестнице. Задумался, замечтался, вдруг, очнулся от громкого разговора. Говорили молодые франты, человек пять, друг на друга все похожие. Что Демианов пишет в дневнике обо всех и всем показывает. И спорили, хорошо ли, что показывает? А написано там такое, что показывать стыдно, а он ничего не стыдится и, как будто, даже специально это делает, для скандальной репутации. Я несколько времени прислушивался, но тут же забыл и снова задумался о своем деле.

К Танюшке приходили подруги из гимназии, пили чай, смеялись, щебетали. Та, что высокая, с толстой, как будто привязанной косой, принесла тетрадь со стихами, и как только девицы ушли, Танюшка с ней заперлась.

К утреннему чаю сестра вбежала сама не своя. Она сегодня вовсе не ложилась, весь керосин сожгла. Всю ночь просидела с той тетрадкой. Они с подружками переписывают туда стихи, кому какие по вкусу. Я собирался уже идти по делу, она меня в прихожей остановила, «послушай только», прочла такое нежное. У меня где-то внутри, в голове, в самой середке защекотало почти нестерпимо и ноги слегка ослабли. Таня говорит: «Хорошо? Это господина Демианова». И я ушел с этим.

Не помню что было.

У Кирсанова имянины. Сильно напился.

Мамаша дулась за вчерашнее. Танюшка ходит виноватая, словно это она явилась поздно и на бровях.

От скуки взял у сестры книгу почитать. Да только уж на середине вспомнил, что читал это. Как быстро все забывается! Нужно будет самому заниматься. Ну и что, что пришлось бросить гимназию? Дело житейское. А как бы мне вовсе не отупеть и не опуститься.

Сегодня сменой декораций командовал новый художник Супунов. Как справедливо выразился Кирсанов, «дельный человек и уважительный». Когда все было почти готово, к нему подошел швейцар и сказал что-то на ухо. Он удивленно спросил: «Как? Михаил Александрович?» Потом, рассеянно так, огляделся: «Кончайте, братцы, без меня». И вышел.

Были с Т. на катке. Она там встретила Красновых и оставалась еще с ними, а я ушел. По дороге заглянул в лавочку к букинисту, но ничего не купил, не было настроения. Все-таки я одинок.

Ничего.

Все то же.

Был в бане на девятой линии. Уходя, ко мне подошел сзади какой-то господин, хлопнул меня по плечу: «Tiens! C’est vous?!» [1] Ба! Это вы?! (фр.) Я обернулся, несколько времени посмотрел рассеянно. «Простите, я вас не знаю». Он смутился, сказал, что обознался и отошел. Странный такой господин, с какими-то нечеловечески большими глазами, непонятно какого возраста и очень сильно пахнет розой. Мыло, что ли, у него какое заграничное?

Покупал своим подарки. Потратился несколько больше, чем ожидал. Но это уж всегда так. Таня-то будет довольна, можно не сомневаться. А вот мамаша — бог знает.

Встретил старого приятеля еще по гимназии. Конечно сразу разговоры, что да как? И что нужно видеться. Он теперь студент. Зовет на вечер к знакомым. Так настаивал, что я пообещал, но пойду ли? Скорее всего, не стоит идти. У него теперь свой кружок, я им не ко двору. А когда-то очень были дружны.