Алексей Букалов - «Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

Н.Г. Чернышевский в своей второй статье о Пушкине (1855 г.) ограничился наблюдением самого общего характера:

«Он хотел быть историческим поэтом. «Борис Годунов», «Полтава», «Медный всадник», «Арап Петра Великого», отчасти «Капитанская дочка», были созданы не только художнической потребностью, но и желанием выразить свое определенное созерцание явлений русской истории» [458].

Примечателен сам ряд – очень «почетный», в котором критик упоминает роман о царском арапе. Без этого романа уже невозможно представить себе историческую тему в творчестве Пушкина.

В начале 1855 года вышли в свет знаменитые «Материалы для биографии А.С.Пушкина», подготовленные П.В.Анненковым и составившие начальный том собрания сочинений поэта. Первый пушкинский биограф специально остановился на характеристике «Арапа Петра Великого»:

«Романом этим Пушкин положил основание простому, безыскусственному, но точному и живописному языку, который остался его достоянием и не имел подражателей. <���…> Добродушный и тонкий юмор “Повестей Белкина”, написанных два года спустя после “Арапа…” [459], может статься, был бы замечен ранее, если бы читатели могли сперва познакомиться вообще со слогом автора посредством романа “Арап Петра Великого”. Один отрывок его помещен был в “Северных цветах” на 1829 год, а другой в “Литературной газете” (1830 г. № 13). Первый носил заглавие «IV глава из исторического романа», второй – “Ассамблея при Петре Первом” и содержал указание на источники – Голикова и “Русскую старину”. По бумагам видно, что роман писался строфами VII главы “Онегина”. <���…>

Пушкин не перестал быть поэтом, и еще далеко ему было до заката, но мысль о романе, которым хотел он завершить свою литературную деятельность, уже не оставляла его с 1827 года. Много начатков повестей и рассказов осталось в его бумагах, но исторический роман из русской жизни был в это время его любимым предположением… И никто более его не был способен к созданию такого романа: его ровный, невозмутимо-спокойный рассказ, в котором без всякого усилия являются на сцену лица и происшествия, вполне живые и доконченные; твердые стопы, какими ведет он происшествие, не замазывая пустых мест, не изукрашая и не пестря подробностей, что уже стало ныне необходимым условием успеха, – все это упрачивало за Пушкиным возможность полного достижения задуманной им цели. Даже теперь, после мощных произведений Гоголя, рассказ Пушкина, светлый и мерно льющийся, как прозрачная струя, имеет обаятельную прелесть для чувства, эстетически развитого. Поэт любил предания родной старины с детской любовью; известно, что он заслушивался рассказов о старом житье-бытье, о нравах, ближайших к Петру Первому и появившихся за ним. <���…>

Несомненно, что по тону рассказа “Арап Петра Великого” и “Капитанская дочка” так схожи, как будто написаны вместе, хотя их разделяют целые 9 лет. Так с первого раза нашел Пушкин свой оригинальный стиль, чего другие не находят всю жизнь, несмотря на множество усилий» [460].

Следует подчеркнуть, что по страницам анненковских «Материалов» разбросано немало интересных наблюдений над психологией творчества Пушкина, в частности впервые отмечен и проанализирован пушкинский интерес к своей родословной, к жизни предков и их месту в истории Отечества.

Анненков также обратил внимание на связь «Арапа…» с семейными преданиями и русским фольклором. Говоря о пушкинских записях няниных сказок, Анненков замечает: «Трогательное впечатление производят эти рассказы няни, записанные в той же тетради, где и начало романа «Арап Петра Великого», и «Евгений Онегин», и «Цыганы», и много отдельных мыслей, блещущих умом и проницательностью» [461].

В 1861 году Ап. Григорьев в статье «Западничество в русской литературе», говоря о художественной манере Пушкина, счел нужным заметить, что поэт «не впадал» в модное в его время направление исторической прозы и «сам употреблял краски единственно тогда, когда убежден был, что эти краски настоящие, как в его «Арапе Петра Великого» или в «Капитанской дочке» и «Дубровском»…» [462]

В наш обзор откликов на роман о царском арапе в литературной критике прошлого столетия следует поместить мнение Ф.М. Достоевского, который назвал «Арапа Петра Великого» наряду с «Повестями Белкина» (в письме к Н.Н. Страхову от 24 марта 1870 г.) «гениальным новым словом, которое до сих пер совершенно не было нигде и никогда сказано» [463].

Примечательное высказывание о стиле пушкинской прозы принадлежит поэту-петрашевцу А.Н. Плещееву (1877 г.): «Ничто так не трудно, как простота. В этом отношении – слог Пушкина для меня высший образец. Его повести «Капитанская дочка», «Дубровский», «Арап Петра Великого» читаются с равным наслаждением и детьми и взрослыми… До такой высокой простоты можно дойти только путем долгого труда, или нужно быть гением. Безыскусственность – вот высшее искусство» [464].