Алексей Букалов - «Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

Сравним у Корниловича: на ассамблеях «государь, бывший в первой паре, делал самые трудные па, и всякий из танцующих должен был слепо подражать ему во всем, а не исполнивший сего, осушал в наказание огромный кубок орла» [401]. В другом месте у него сказано, что «Шереметев и князь Михаила Михайлович Голицын (фельдмаршалы, первый фигурирует в пушкинском романе. – А.Б. ) одни освобождены были от наказания, состоявшего в осушении кубков большого орла» [402]. У Корниловича также говорится, что в царствование Анны «табачный дым и стук шашек не беспокоил уже танцующих, и, наконец, совершенно уничтожилось наказание осушать кубок большого орла» [403].

Голиков тоже упоминает ассамблеи и этот обычай: «Всяк по своей воле может сесть, встать, прохаживаться, играть и чтоб никто такому не препятствовал и не противился в том, что он будет делать, под наказанием опорожнить большой орел (кубок)» [404].

В свою очередь, Голиков почерпнул эту деталь из постановления генерал-полицмейстера Петербурга Девиера (тоже действующее лицо романа!) от 26 ноября 1718 года «О порядке собраний в частных домах и о лицах, которые в оных участвовать могут» [405].

В пушкинские времена в доме богатого барина Л.Д. Измайлова, упоминавшегося нами, провинившимся на пирах подносили чашку «лебедь» – тоже своего рода штрафной кубок [406]. В Петровской галерее Эрмитажа выставлены кубки из разного материала и самых различных размеров. Некоторые искусно выполнены самим Петром.

Введенный в ткань повествования петровский кубок становится яркой и запоминающейся исторической деталью. Это и достоверная реалия XVIII века, и еще одно подтверждение деспотических замашек Петра. Ведь в первоначальном варианте после слов царя «изволь же, мосье, пить…» было добавлено: «если не хочешь отведать моей дубинки» (VIII, 511). Не зря ассамблея считалась должностным делом!

В подготовленных Пушкиным к печати «Записках бригадира Моро-де-Бразе», француза, служившего в петровской армии, были слова, на которые поэт обратил специальное внимание: «Тут-то… вино льется, как вода; тут-то заставляют бедного человека за грехи его напиваться, как скотину. Во всякой другой службе пьянство для офицера есть преступление; но в России оно достоинство. И начальники подают тому пример, подражая сами государю» (Х, 310).

Пушкин считает нужным дать в этом месте свое примечание: «В старину пили не по-нашему. Предки наши говаривали: пьян да умен – два угодья в нем. Впрочем, пьянство никогда достоинством не почиталось. Петр I указал содержать при монастырях офицеров, отставленных за болезнями, именно исключает больных от пьянства и распутства» (Х, 310).

Пушкин вновь упомянет о петровских ассамблеях в своей «Истории Петра». За 1700 годом записано: «Петр указал, чтобы женщины и девицы имели в обращении с мужчинами полную свободу, ходили бы на свадьбы, пиршества и проч., не закрывались. Он учредил при дворе и у бояр столы, балы, ассамблеи еtс, повелел быть в Москве театральным представлениям, на коих и сам всегда присутствовал» (Х, 51).

В самом начале XVIII века Петр Андреевич Толстой, русский посланник в Царьграде, прадед Льва Толстого, отправил в Москву Петру I трех арапчат, среди которых был и Ганнибал. Так в глубине веков перекрестились судьбы предков Пушкина и Толстого.

Приступая в 1870 году к сбору материалов для романа о Петровской эпохе, Лев Толстой не мог, конечно, не учитывать пушкинского опыта исторической прозы. И среди окружения Петра писатель отмечает царского крестника. Из словаря Бантыш-Каменского он выписывает эпизод «ночной службы» арапа. Вот как выглядит эта запись в петровской картотеке Толстого: « Ганнибал . Он подносил Петру Великому несколько раз свечи, аспидную доску по ночам (Митинька барство)» [407].

В картотеку попадает и использованный Пушкиным в романе 99-й анекдот из XVII тома Дополнений к голиковским «Деяниям Петра Великого»: « Ягужинский . В одно время государь сказал денщику своему Ягушинскому: – хочешь ли получить нынешний день знатный подарок? – «Кто б сего не хотел?» – отвечал Ягушинский. «Так слушай же: старик Репнин ныне недомогает; поезжай к нему и спроси от меня о здоровье; но умей угодить старинной его боярской суетности; оставь лошадь у ворот и взойди на двор пеший и без шляпы». Ягушинский точно поступил по сему наставлению» [408].