Алексей Букалов - «Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

Третьим можно считать Меншикова, который еще в 1686 году сменил рубаху пирожника на мундир солдата потешной роты и денщика Петра, а потом превратился в «великолепного князя» и «полудержавного властелина», оставаясь для царя «плутом Данилы-чем» [426].

Четвертый бывший денщик Петра – Головин – «позвал обедать» Ибрагима. Это тоже лицо историческое и одновременно «родственное», фигурирующее в пушкинской родословной: Иван Михайлович Головин, будущий начальник галерного флота, в 1712 году произведенный в генерал-майоры, а впоследствии в адмиралы. В «Начале автобиографии» Пушкин написал: «Прадед мой, Александр Петрович был женат на меньшей дочери графа Головина, первого Андреевского кавалера. Он умер весьма молод, в припадке сумасшествия, зарезав свою жену, находившуюся в родах» (ХII, 311). Между прочим, судьбы Ганнибала и Головина вновь пересеклись в 1732 году, когда Абрам Петрович купил у адмирала Головина имение в Эстляндии – мызу Карьякюла.

Осталось назвать пятого – также бывшего – денщика, упомянутого в романе: мы видим его уже сенатором, оспаривающим самого царя (VIII, 13). Это – Бутурлин! Его имя тоже на «священных страницах наших летописей». Граф и фельдмаршал А.Б.Бутурлин, как и Ганнибал, был в молодости денщиком Петра I. Больше того, их пути пересекались и в дальнейшем, и Бутурлин, судя по документам, старой дружбы не забывал. Тому свидетельство, например, его письмо к обер-камергеру графу И.И. Шувалову, фавориту императрицы Елизаветы (конец 1750-х годов):

«Милостивый государь мой.

Старая дружба и справедливые требования А.П.Ганнибала заставили меня с прилежною моею просьбою трудить В.П., дабы великодушно вступились и милость свою к нему оказали, за что он и я останусь с вечным благодарением.

Вашего превосходительства покорный слуга А. Бутурлин» [427].

Так краткая фактическая справка, данная однажды Пушкиным в примечании к полемической статье («У Петра I не было камердинеров, прислуживали ему денщики»), оказалась в тесной связи с «густонаселенным» художественным миром романа о царском арапе.

Пушкин, знаток европейской культуры, помнил примеры, когда и из камердинеров выходили «в люди». В одной из редакций его статьи «О ничтожестве литературы русской» говорится: «Некто у нас сказал, что французская словесность родилась в передней и дальше гостиной не доходила <���…> Это не мнение, но истина историческая, буквально выраженная: Марат – отец новой французской поэзии был камердинером Франциска первого (Valet de chambe), Мольер – камердинером Людовика XIV!» (XI, 503). Написано это в 1834 году, но в окончательный текст статьи не вошло: может быть потому, что сам поэт получил незадолго до этого унизительное назначение – нет, не в камердинеры, но в камер-юнкеры…

Ю.Тынянов, кажется, первым разгадал суть проблемы: «То, что Ганнибал был «не нашей породы», что он был и камердинер и наперсник, и русский дворянин из африканских князьков – для среднего представления николаевского времени о дворянстве, – ставит его в первый ряд предков. Тут все пригодилось – спор Пушкина с Булгариным об Аврааме Петровиче Ганнибале был делом кровного, жизненного значения для обоих; спор о том, был ли он денщиком или камердинером Петра, не должен быть забыт среди последних счетов, сведенных дуэлью и смертью» [428].

Тогда же, в 1834 году, в «Путешествии из Москвы в Петербург» (в главе «Этикет») Пушкин обронил: «Мы всякий день подписываемся покорнейшими слугами, и кажется, никто из этого не заключал, чтобы мы просились в камердинеры» (XI, 265).

…Тема петровских денщиков вновь возникнет под пушкинским пером в «Истории Петра». В 1699 году, записывает Пушкин, «примером своим (и указами?) уменьшил он число холопей. Он являлся на улице с одним или тремя денщиками, скачущими за ним» (X, 43).

Кажется, далеко раздается цокот их копыт. Вослед грозному – Медному – всаднику петровские денщики продолжают свою скачку по страницам пушкинских рукописей.

История царского арапа настолько фантастична и чудесна, что напоминает сказку – так кажется не только нам, сегодняшним читателям, так казалось и современникам Ганнибала.

Взгляд этот нашел отражение на страницах романа. Боярин Ржевский рассказывает о будущем зяте: « – Он роду не простого, – сказал Гаврила Афанасьевич, – он сын арапского салтана. Басурмане взяли его в плен и продали в Цареграде, а наш посланник выручил и подарил его царю. Старший брат арапа приезжал в Россию с знатным выкупом и…