Владимир Корнилов - Музыка для себя

Белый стих меня не берет
Ни в балладах, ни даже в песнях,
Не познал я его высот,
Не гулял в его тайных безднах.

Помню в молодости с тоской,
Ошалелый и оробелый,
Я глядел, как наставник мой
Километры гнал пены белой.

Этих тысяч двенадцать строк,
А быть может, еще поболе,
Я без рифмы жевать не мог,
Как жевать не могу без соли.

Рифма, ты ерунда, пустяк,
Ты из малостей — микромалость,
Но стиха без тебя никак,
Хоть зубри, не запоминалось.

Рифма, ты и соблазн, и сглаз,
Ты соблазном и сглазом сразу
Отравляешь лирикой нас,
И несем ее, как заразу.

Рифма, нет на тебе креста,
Ты придумана сатаною,
Но и жизнь без тебя пуста,
Хоть намучаешься с тобою.

Помню, как хоронили Бека.
Был ноябрь,
но первые числа.
Был мороз,
но не было снега.
Было много второго смысла.

И лежал Александр Альфредыч,
Все еще не избыв печали,
И оратор был каждый сведущ,
Но, однако, они молчали

И про верстки, и про рассыпки,
Что надежнее, чем отрава,
Что погиб человек
от ошибки,
Хоть онколог наплел:
от рака.

…Ровно через седьмую века —
Десять лет и четыре года —
Наконец печатают Бека
И в театры толкают с ходу.

Вновь звезда ему засияла,
Предрекает горы успеха —
И спектакли, и сериалы…
Но не будет живого Бека.

И не ведает Бек сожженный
О таком своем часе звездном
И в тоску свою погруженный
Счет ведет рассыпкам и версткам.

…Я судьбу его нынче вспомнил,
Я искал в ней скрытого толка,
Но единственно,
что я понял:
Жить в России надобно долго.

Музыки не было, а была
Вместо нее гитара —
Песнею за душу нас брала,
За сердце нас хватала.

И шансонье был немолодым,
Хоть молодым дорога,
Но изо всех только он один
Лириком был от бога.

Пели одни под шейк и брейк-данс
И под оркестр другие,
А вот с гитары на нас лилась
Чистая ностальгия.

Был этот голос нам, как судьба
Или как откровенье,
Нас он жалел и жалел себя,
А заодно — и время.

Пел своё, времени вопреки,
И от его гитары
Все мы, усталые старики,
Все же еще не стары.

Поэзия молодая,
Тебя еще нет почти,
Но славу тебе воздали
Не медля твои вожди;

И те, лет кому семнадцать,
Кому восемнадцать зим,
Уверены: все — эрзацы
И надо дерзать самим;

И надо смахнуть с насеста
Заевшихся стариков,
Преемственность и наследство,
И прочую смерть стихов.

Тут сразу без сиволдая
Закружится голова.
Поэзия молодая,
Наверное, ты права.

Но нынче поменьше к лире
Приставлено сторожей,
И ей одиноко в мире,
Свободнее и страшней

А душу ободрить сиру
Пред волею и бедой
Едва ли уже под силу.
Поэзии молодой.

Словно бы в перекличке
Банджо и контрабас —
За полночь в электричке
За город мчался джаз.

Скопом на барабане,
Струнах и на трубе
Что-то свое лабали
Лабухи о себе.

Видно, нет счастья слаще,
Чувства растеребя,
Мчать по равнине спящей
С музыкой для себя!

Музыка в электричке,
Смысла в тебе — ничуть,
И потому-то трижды
Благословенна будь!

Кто ты ни есть — искусство,
Почва или судьба —
Нету в тебе паскудства,
Музыка для себя!

Только восторг свободы
Да разворот души —
И никакой заботы,
Проповеди и лжи!

…Сильно меня задела,
Ужасом осеня,
Исповедь без предела,
Музыка для себя!

Полшестого… Бормочет дождик.
Дождь неспешный, непроливной,
Переводит, как переводчик,
Слог небесный на слог земной.

Я глаза на него поднимаю,
Я спросонья внимаю ему
И такое сейчас понимаю,
Что потом никогда не пойму.

Что-то ясное, проще простого,
Понимается разом, шутя,
И пугает домашность простора
И дурашливый шепот дождя.

Тучи темные соснами пахнут,
В полумраке совсем не темно,
Словно весь я от ветра распахнут,
Как с плохим шпингалетом окно.