Владимир Корнилов - Музыка для себя

Потому теперь и впредь
Не к чему ломать комедь.
И не стал я пить с ним — ведь
Мы б не спелись.
После полусотни грамм
Он, растерян и упрям,
Выдохнул бы: «Пшел к ерам.
Отщепенец…»

Так что про житье-бытье
Мы молчали, а белье
Расстилали, как бабье,
На гладилке.
Потому и обошлось
Без мужских горючих слез,
Без сочувствий, без угроз.
Без бутылки.

Бедный дичок загорчил, как досада.
Белый налив до сих пор сахарист…
Яблоки из монастырского сада,
Что же я раньше не рвал вас, не грыз?

Или шатался не больно идейно
По лесостепи, лесам и степи,
И, как назло, попадались отдельно
Либо сады, либо монастыри?

Вот отчего так смущенно и дерзко,
Словно во сне еще — не наяву,
В прежней обители Борисоглебской
Эти ничейные яблоки рву.

…Яблоки из монастырского сада,
Я не найду вам достойной хвалы,
Вы словно гости из рая и ада,
Словно бы средневековья послы.

Вас прививала лихая година,
И, хоть была невпродых тяжела,
Память о ней и горька, и сладима,
И через вас до сегодня жива.

Вот и сегодня в Историю живу
Вновь я уверовал благодаря
Этим бесхозным дичку и наливу
Борисоглебского монастыря.

Он все еще кочует,
Под звездами ночует,
Бичует и врачует,
И чует,
Что линчуют.

И никуда не скрыться…
Еще одна страница,
Еще одна девица
Стремится
Исцелиться…

Мне все давно известно,
Я знаю день и место,
Но все ж надеюсь честно
На исправленья текста.

…Но нет!..
Созрели козни
И бревна в гору тащат…
Не надо мне про гвозди…
Глаголь, второй рассказчик!

…И вновь калечных лечит,
Талдычит, бисер мечет…
«А вдруг не изувечат?» —
Надеюсь целый вечер.

…И вот, пока, кочуя,
Он жить велит по-птичьи,
Я пропущу про чуда,
Зато запомню притчи…

Зачем престол небесный
И ангельская свора,
Когда была в нем бездна
Таланта и простора?!

Была в нем прорва чувства.
…И мне, ей богу, грустно,
Не веруя в Иисуса,
Так веровать в искусство.

Подкидыш никудышных муз
И прочей нуди,
Я скукой день-деньской томлюсь
В Литинституте.

И замыслов невпроворот,
И строчек вздорных.
А за окном асфальт метет
Упорный дворник.

Сутулый, тощий, испитой,
Угрюм он, болен.
Но шут с ним и с его бедой —
Я дурью полон.

…Когда бы знать, что он лишен
Других доходов,
Что от журналов отлучен
Отцом народов,

С того и проза тех времен
Вдруг стала тусклой…
Зато просторный двор метен
Литинститутский.

…Всю жизнь гляделся я в себя,
А в ближних — мало,
И все равно его судьба
Меня достала.

Такой или сякой поэт,
Я, кроме смеха,
На склоне века, склоне лет —
Уборщик снега.

Кого от нашего житья
Возьмут завидки?
Он от чахотки сник, а я —
От щитовидки.

…Тащу отверженность, не гнусь,
Не бью поклонов,
Но перед вами повинюсь,
Андрей Платонов!

И сорок лет спустя молю:
В своем зените:
Простите молодость мою,
За все простите —

За спесь и черствость, и сполна
Еще за скуку,
С какой глядел я из окна
На вашу муку.

Я считал себя гордым, стойким,
Неудачам глядел в глаза.
Врач сказал:
— Нету вас — есть только
Щитовидная железа.

Все метания и мытарства,
И рифмованное нытье,
На которое вы горазды,
Не от вас они — от нее.

Я-то думал:
Томленье духа,
Вера, совесть и стыд, и честь…
Оказалось — лишь род недуга,
Интенсивный обмен веществ.

Никакого переизбытка
Благородных и высших чувств,
Лишь ничтожная щитовидка
Барахлит —
и теперь лечусь.

Все от химии —
не от бога —
И земля, и вода, и снедь,
И свобода, и несвобода,
И, наверное, даже — смерть.

Вот и загнан, как мерин в мыле
Вопрошаю в свои полета:
— Я венец творения
или
Нуклеиновая кислота?!

Мужчины себя потеряли,
Но в женщинах крепче заряд:
Невестами и матерями
За нас, как деревни, стоят.