Косарь скосил траву — но завтра вновь она
В полях расстелется, свежа и зелена.
Садовник обрубил деревья — через год
Их ветви новые дают и цвет и плод.
Когда корчуешь лес — не оставляй корней.
На виселицу королей!
Когда же наконец, о глупая земля,
Возненавидишь ты и свергнешь короля?
О, неужели я в народ мой не волью
Неисчерпаемую ненависть мою?
Клокочет, как прибой, она в груди моей.
На виселицу королей!
Природа яд взяла, чтоб кровь его создать,
Преступной подлостью его вскормила мать,
В позоре он зачат, и жизнь его — позор,
Чернеет воздух там, куда он кинет взор,
Гниет земля, как труп, вокруг его костей.
На виселицу королей!
Война свирепствует во всех концах страны,
Пылают города, деревни сожжены,
От воплей в воздухе немолчный гул стоит, —
Довольна жатвой смерть, один король не сыт —
Виновник стольких бед, убийств и грабежей.
На виселицу королей!
Напрасно льешь ты кровь, о мой народ-герой!
Корону с головы, и голову долой!
Не то чудовище поднимется опять, —
Тогда придется все сначала начинать.
Покуда время есть, о жертвах пожалей.
На виселицу королей!
Всем — наша дружба, всем — прощенье и привет.
Одним лишь королям вовек прощенья нет.
И если некому повесить их — добро!
Я саблю отложу, оставлю я перо,
Сам стану палачом, — но только бы скорей!
На виселицу королей!
Дебрецен, декабрь 1848 г.
Конт и его товарищи
Перевод И. Миримского
{163}
Венгрия моя родная,
Ты от горя чуть живая,
Вся в слезах, сочатся раны…
Что с тобой, мой край желанный?
«Тяжело мне, боже правый!
Сжав меня рукой кровавой,
Чудище сидит на троне,
Сеет зло и беззаконье.
Жигмонд, изверг человечий,
Не дави мне так на плечи:
Подогнутся мои ноги,
И свалюсь я на пороге.
Для того ли я вручила
В черный час тебе кормило,
Чтоб меня ты, лютый дьявол,
Истерзал и обесславил!
Все, куда я взор ни кину,
В злую ввергнуто пучину,
Всюду скорбь, нужда и смуты…
Будь ты проклят, дьявол лютый!
Сыновья мои, придите,
Мать-отчизну защитите!
Где ж вы, где мои герои?
Почему вас нет со мною?»
Ой, напрасно, мать, вздыхаешь,
Сыновей зовешь, скликаешь:
Разбрелись они по свету,
Им путей обратных нету.
Лишь в лесной глуши Баконя
Иштван Конт, как зверь в загоне,
Притаился ночью длинной
С поредевшею дружиной.
Вот он, думою объятый,
Под сосной сидит мохнатой.
Все черней ночные тени,
Все сильней в душе смятенье.
И когда созрела дума,
Он друзей созвал угрюмо,
Оглядел их и сурово
Молвил им такое слово:
«Все погибло, все пропало!
Нас осталось очень мало,
Нас осталось только тридцать,
Нам победы не добиться.
Родина, господь с тобою!
Мы повержены судьбою.
Нам одно осталось ныне:
Приготовиться к кончине,
В Буду! К Жигмонду с повинной!
Кончим, други, спор с судьбиной:
Палачу сдадимся в руки,
Но спасем детей от муки».
И, потупившись в печали,
Витязи ему внимали.
Будь, что будет! В стремя ногу,
И отправились в дорогу.
Едут молча, стремя в стремя,
Ночь идет, к рассвету время,
Едут чащею дремучей
Тихо, молча, туча тучей.
Наконец в рассветном блеске
Замок вырос королевский.
В замке сумрачном старинном
Конт предстал пред властелином.
Стал он с гордой головою:
«Вот мы здесь перед тобою,
Можешь нам грозить могилой,
Но детей, детей помилуй!»
И мятежники вздохнули,
Молча сабли отстегнули,
Молча с ними попрощались,
Будто с сердцем расставались,
В кучу жалкую сложили…
«Хорошо вы нам служили,
Полежите, горемыки,
Как рабы, у ног владыки».
Образ кроткий и печальный
Родины многострадальной,
Что лежит, вздохнуть не смея,
Под пятою у злодея.
И король, довольства полный,
Оглядел отряд безмолвный,
Глаз прищурил и, помешкав,
Выдавил со злой усмешкой:
«Ну, бесстрашные герои,
Отшутились — вон из строя!
И поджали хвост, вояки,
Как побитые собаки.
Ах, скажите, уж не вы ли
Власти короля грозили?
Уж не ваши имена ли
В страх и дрожь его вгоняли?
Читать дальше