Шандор Петефи - Стихотворения. Поэмы

Век его заметно клонится к закату.
В старости мечтает каждый о покое,
А старик несчастный поглощен проклятой
Мыслью о насущном хлебе и тоскою.
Будни ль, праздник, сам он занят неустанно,
Раньше всех встает, ложится спать всех позже.
Бедствует трактирщик, жалко старикана, —
Будь ему во всем благословенье божье!

Говорю ему: «Минует злополучье,
Дни удач опять вернутся в изобилье».
«Верно, говорит, что скоро станет лучше.
Спору нет — ведь я одной ногой в могиле».
Весь в слезах тогда от этого удара,
К старику на шею я бросаюсь с дрожью.
Это ведь отец мой, тот трактирщик старый. —
Будь ему во всем благословенье божье!

Моих грехов всегда страшилась мать, —
Страшилась, я скажу, не без причин.
Ее пугало, что не хочет сын
Молиться богу, церковь посещать.
Итак, молюсь: вот руки я скрестил,
Вострепетал, благоговею весь.
Услышь меня, владыка мира, днесь,
Услышь меня, о царь небесных сил!

Во-первых… да! Во-первых, о моем
Отечестве. О всемогущий бог,
Что для него я попросить бы мог?
Ведь столько бед нагромоздилось в нем!
Я только об одном бы попросил:
Ему таким вот — долго не прожить.
Ты заново нам должен сотворить
Отечество, о царь небесных сил!

А для себя о чем просить творца?
Красавицу подружку я б хотел,
Коня, чтоб к милой мчаться после дел,
И лавры, лавры, лавры без конца.
Но не затем, чтоб я увенчан был,
А — если выйдет сено у меня, —
Чтоб лаврами я мог кормить коня…
Услышь меня, о царь небесных сил!

Уж краснотой подернут лист. В густых
Ветвях свистит, свистит осенний вихрь.
Роса в лугах, а солнце как в золе,
Пастух, бетяр мечтают о тепле.

Пастух еще найдет себе очаг,
Найдет еду, вино больших баклаг.
Когда все съест и выпьет все до дна,
В постели рядом будет спать жена.

Нет у бетяра очага в дому,
Бренчат повсюду кандалы ему,
В сухих кустах ютится без огня,
Ночей осенних холода кляня.

Что надо мною? Небосвод
Иль свод могильный здесь встает?
Да! Под могильным этим сводом
Лежит земля огромным гробом.
А этот свет над головой —
То солнце? Нет! Светильник тусклый
Окрасил в красно-желтый цвет
Глухую тьму могильной ночи.
Молчание. Но что я слышу?
Как будто что-то зазвенело!
Быть может, это птичье слово
Иль песнь девическая? Нет,
Тот жалкий звук рождают черви,
Грызя лежащих неподвижно,
С навек закрытыми глазами,
Жильцов гробницы — мертвецов.
Да! Навсегда закрылись очи,
В которых некогда пылало
Любви и ненависти пламя,
И из которых так похабно
Выглядывали чванство, зависть,
Подобострастие и злость,
Как проститутки из окошек
Домов терпимости! Навеки
Закрылись очи мертвецов!
И сердце — этот малый ад,
Который вечно был приютом
Для сотен дьяволов различных
И где пылал неистребимо
Костер злодейств, — остыло сердце!
Всему конец! Бесчестье сдохло,
Измена родине и другу
И остальных чудовищ стадо,
Которое брело повсюду
По человеческому следу, —
Всё, всё исчезло навсегда!
И даже эти угрызенья
Нечистой совести — от них
И следу даже не осталось, —
Давным-давно они скончались,
И люди, что родились позже,
О них лишь понаслышке знали…
Всему конец! Всему конец!
Все спит отныне непробудно.
Сердца остыли, очи гаснут.
И только я еще не умер
Вот здесь, в гигантской пустоте
Кладбищенского склепа — мира,
И размышляю: «Почему же
Ты, Смерть, запаздываешь в гости?
О, почему ты не идешь?
Боишься, что бороться буду?
Не бойся! Я не тот, что прежде,
Когда я шел с отважной грудью
Навстречу миру и судьбе.
О Смерть! Я не обороняюсь!
Иди смелей! Тебе я сдамся.
Я буду как бессильный голос,
А ты — как вихрь! Умчись со мной!»

Эх, разбой, веселая затея!
Кончишь, вор, еще ты веселее,
Уж и ветка для тебя готова, —
Ветвь сухая для плода гнилого.

Порешишь расстаться с белым светом —
Палачи тебе помогут в этом.
Чтоб глаза не маялись позором,
Выклюет тебе их черный ворон!