Шандор Петефи - Стихотворения. Поэмы

Восхитителен осенний вечер.
В ясном небе только кое-где
Облака, следы недавней бури,
Сохраняют память о беде.

Крыши деревенских колоколен
Покрывает золотом закат.
Хутора в морях степных миражей
Кораблями зыбкими висят.

Беспредельна степь! Куда ни глянешь,
Вся она открыта и ровна.
Нет и сердцу ни конца, ни края,
И куда ни глянь, любовь одна.

И, под тяжестью любви сгибаясь,
Сердце может рухнуть невзначай,
Как надламывает ветви яблонь
Слишком небывалый урожай.

Сердце, полное любви, как кубок,
Пей, подруга, только не пролей,
Чтобы я не пожалел, что смерти
Не дал выпить этой чаши всей.

Ты ответь: когда я успокоюсь?
Видно, не дождусь такого дня!
Девочка, скажи мне: что ты хочешь,
Что ты мучишь, что казнишь меня?

За какую ты мне мстишь обиду?
Я тебя не думал обижать,
Но, быть может, этим и обидел,
Что посмел любить и обожать?

Ведь страдаю я, как не страдало
Ни одно живое существо.
Бьет меня и собственное сердце, —
Подкупила, что ли, ты его?

Если раньше только день короткий
Был скамейкой пыток для меня,
Все же ночь мне приносила отдых,
А теперь ни ночи нет, ни дня.

Сон летит ко мне, как сизый голубь,
Но поймать я не могу его.
Птица боязливая боится
Клокотанья сердца моего.

Сердце бьется, как мятежник дикий.
Девочка, уйми его, молю!
А не то в отчаянье однажды
Я возьму его и прострелю!

Теперь меня всегда по вечерам
Провозглашает королем закат,
И солнце на прощанье багрецом
Окрашивает мой простой наряд.

С восторгом по окрестностям брожу.
Кругом клубится пыль до облаков.
Из степи гонят скот домой. Звенят
Нестройно колокольчики коров.

Самозабвенно вглядываюсь в даль.
Самозабвенно вслушиваюсь в звон.
Везде, везде, насколько видит глаз.
Лишь степь, да степь, да синий небосклон.

Теряясь в этом море, там и сям
Маячит дерево, как островок.
Протягивая тень во всю длину,
Как мусульманин руки на восток.

Как раненный в сраженье богатырь,
Исходит солнце кровью на заре,
Луна и звезды выплывают вслед
Посмертной славой о богатыре.

Теперь кругом сияющая ночь.
Так тих и бездыханен небосвод,
Что различимо, кажется, о чем
Давида арфа на луне поет.

Над озером, покинув камыши,
Косяк гусей летит средь темноты.
Так улетают из моей души
Мои честолюбивые мечты.

Я забываю Пешт, и суету,
И планы горделивые свои
И думаю: как славно было б жить
В безвестности, вдали от толчеи!

Меня не манит блеск больших имен.
Мне б виноградник да земли клочок,
Да был бы красного вина глоток,
Да был бы хлеба белого кусок.

Да был бы угол, чтоб, придя с полей,
Вкушал я средь домашней тишины
Свой белый хлеб и красное вино
Из белых рук красавицы жены.

Да чтобы смерть в один и тот же час
Постигла нас пожившими, в летах,
И чтобы внуки, искренне скорбя,
В одной могиле схоронили прах.

Здесь, откуда долго ехать до предгорий,
На степном низовье, средь цветущих далей,
Провожу я дни в довольстве на просторе,
Не тужу, живу, не ведаю печалей.
Постоялый двор — мое жилье в деревне.
Утром тишина, лишь ночью шум в прихожей.
Старый добрый дед хозяйствует в харчевне, —
Будь ему во всем благословенье божье!

Здесь я даром ем и пью и прочь не еду.
Сроду не видал ухода я такого.
Никого не жду, садясь за стол к обеду,
Опоздал, войду — все ждут меня в столовой.
Жалко лишь, с женой своей трактирщик старый
Ссорится подчас, — характером не схожи.
Впрочем, как начнет, так и кончает свару, —
Будь ему во всем благословенье божье!

С ним толкуем, как он в гору шел сначала.
То-то красота, ни горя, ни заботы!
Дом и сад плодовый, земли, капиталы,
Лошадям, волам тогда не знал он счету.
Капитал уплыл в карманы к компаньонам,
Дом унес Дунай со скарбом и одежей.
Обеднел трактирщик в возрасте преклонном, —
Будь ему во всем благословенье божье!