Октавиан Август - Поздняя латинская поэзия

Крошка Идалия, [61] Идалия (от названия горы на Кипре) — имя Киприды-Венеры. имя твое
Было прозваньем богини любви
И обещало тебе красоту;
Дочь моей тетки, была для меня
5 Ты не двоюродной — просто сестрой;
Пусть же моя похоронная песнь
С братской любовью звучит о тебе.

Мы не успели друг друга узнать, дорогая сестрица, —
Но и тебе я сложил эту, Эмилия, песнь.
Нас во младенчестве мать качала в одной колыбели —
Старше меня ты была разве что годом одним.
5 Но оборвал твою жизнь завистливый нож Лахесиды
И торопливо послал к теням печальную тень.
Что ж, прости! верно, там тобою привечены наши
Рано ушедшая мать, поздно ушедший отец.

Знатность рода тебе завещала старинные нравы,
Урбика, мужем тебе доблестный был Юлиан,
И добродетель твоя была не только врожденной:
Ей научили тебя мать, и отец, и супруг,
5 И Танаквиль, и та Феано, что была с Пифагором, [62] Танаквиль , жена Тарквиния Старшего, ведовством и хитростью добывшая ему царскую власть, и Феано , жена (или дочь) мудреца Пифагора, — римский и греческий образцы женской мудрости. М. Гаспаров —
Высший же твой образец в муже скончался твоем.
Если бы с ним ты могла поменяться своею судьбою, —
Волей твоей и сейчас был бы в живых Юлиан.
Но, схоронивши его, ты не долго страдала, вдовея:
10 Вскоре ты следом за ним, радуясь смерти, ушла.
Скорбную дань ежегодно несут тебе дети, а с ними —
Я, Авсоний, с тобой связанный нашим свойством.

Ныне я вас помяну: нас с вами не кровь породнила,
Нет, — но людская молва, к родине милой любовь,
Наше в науках усердье, забота о наших питомцах
Нас породнили, — но смерть славных мужей унесла.
5 Может быть, годы пройдут — моему подражая примеру,
Кто-нибудь, нас вспомянув, все наши тени почтит.

Цвет Бурдигалы, Минервий, я первым тебя вспоминаю,
Квинтилиан ты второй в риторской тоге своей.
Прежде наставником ты побывал в городах знаменитых, —
В Константинополе был, в Риме, [63] В Риме Минервий преподавал (по «Хронике» Иеронима) ок. 355 г. а после у нас.
5 Хоть и не может наш город с величьем двух первых поспорить,
Но предпочтеннее их званием родины он.
Фабия пусть Калагур [64] Ст. 8. Калагур в Испании — родина М. Фабия Квинтилиана, знаменитого ритора I в. своим называет питомцем:
Вовсе не ниже его быть Бурдигала должна.
Тысячу юных дала ее кафедра форуму, вдвое
10 Больше — сенату и тем, в тоге кто с красной каймой.
Также — меня; но поскольку претексты везде, — я умолкну, [65] Ст. 10–11. Тоги с красной каймой, претексты , — знаки отличия римских магистратов.
Буду тебя воспевать ради тебя, не себя.
Или, коль будет приятно затронуть хвалебные книги,
К Панафинейцу [66] Ст. 14. Панафинеец — Исократ (IV в. до н. э.) — знаменитый автор «Панегирика» (Авсоний понимает это слово в позднейшем, привычном ему, значении «похвальная речь») и «Панафинейской речи». тебя надо тогда приравнять;
15 Либо, коль будет угодно о мнимых поведать процессах. [67] Ст. 15. Мнимые процессы — школьные контроверсии.
Будет ли Квинтилиан первым, — решить нелегко.
Речь твоя бурно струится и золото катит с собою,
А не какую-то там глину средь мутной воды.
То, что назвал Демосфен трижды первым достоинством, [68] Ст. 19. Имеется в виду знаменитая сентенция Демосфена: «в ораторском деле самое главное — искусство произнесения, и второе — тоже, и третье — тоже». сильно
20 Так у тебя, что тебе сам уступает он в нем.
К этому надо ль еще о божественных свойствах натуры
Что-то добавить? Какой памятью ты обладал!
Раз прочитав иль услышав, ты помнил все это настолько,
Что достоверность одна в книге и в слухе твоем.
25 Видели мы, как игр ы , что давно уж окончилась, мог ты
Все перечислить броски, что выпадали тогда,
Все по порядку игральные кости, что, быстро вращаясь,
Падают на доску, — есть впадины в буксе для них, —
И говорящего точно о каждом моменте отдельно,
30 Много спустя, и о всех перипетиях игры.
В сердце нет зависти желчной; в блестящем твоем остроумье
Множество шуток, — милы, вовсе не колки они.
Стол твой изыскан настолько, что в нем не найдется изъянов,
И захотел бы своим Фруги Пизон его звать; [69] Ст. 34. См. примеч. 57 к «О родных».
35 Стол лишь в рождения дни иль в дни праздничных трапез обилен,
Но не настолько, чтоб тем скромных унизить людей.
Хоть без наследника ты, в шестьдесят своих лет погребенный, —
Как об отце о тебе, словно о юном, скорбим.
Ныне, коль что-то по смерти еще остается, живешь ты
40 В памяти нашей о той жизни, которой уж нет.
Если же нет ничего и покой бесконечный бесчувствен, —
Жил для себя ты: пусть нас слава утешит твоя.