Юрий Агеев - Достоевский

Тогда прощалась каждая ошибка
Не человеку, времени его,
И что казалось странным или зыбким,
Прочлось первопричиною всего.

Что значит минута, когда ты в тепле,
Когда есть в запасе другая?
Бумага и перья лежат на столе,
А мысли приходят и тают.

Минута — не время! Расчет на часы.
Душа полюбила уют.
Но странно, когда на земные весы
Бросаются двадцать минут.

Иссякнут минуты — погаснут миры.
Свинцовые точки над «и»
Серьезно, без шуток и детской игры,
Поставят печати свои.

Надели мешки, прикрутили к столбам.
До выстрела двадцать мгновений.
Погибших за правду причислим к Христам.
Когда же конец причислений?

Сейчас, вот сейчас… Но за что и зачем?
С ума бы сойти на краю.
Невинные — незащитимы никем,
Лишь волосы дыбом встают.

Минуты бегут, обращаясь в часы,
И в век двадцать первый растут.
Нам странно, когда на земные весы
Бросаются двадцать минут.

Совершено! Возврата нет
К вчерашним разговорам.
Что, если высший разум — бред
И Жизни нет повтора?

Тогда зачем, тогда к чему
Мучения и бденья?
Тогда уж сразу — не в тюрьму,
А в пропасть в час рожденья.

Сейчас на голову мешок
Набросят и прикрутят
К столбу. Минута… Залп… Ожог…
И постиженье сути.

Но за мгновенье перед тем,
Как смерть всё уничтожит,
Зажглась проблема из проблем:
«Век до конца не прожит!»

Кто не был сжат рукой беды,
Не трать на чтенье порох.
Жил Достоевский, но не ты.
Жил человек — не шорох!

Снег замирает на плацу.
«Ружье на взвод!» — Взвели…
По обнаженному лицу
И петрашевцам…
— Стой! Не пли!

Ни от сумы, ни от тюрьмы…
За правду, за рывок из тьмы,

За то, что в рабстве жить не смог,
Одно убежище — острог.

Где хлеб — с червями пополам.
Где жизнь — копейка, совесть — хлам.

Но здесь надеждою живут,
Что дальше смерти не сошлют.

Случайность или же везенье
Найти знакомого в аду?
Он ждет в военном облаченье:
— Мой друг, кого я узнаю!

Вы — Достоевский, петербуржец?!
Писатель, автор повестей?
Не может быть! В оковах… Ужас!
Пять лет о вас уж нет вестей.

Какой удар же рок отвесил —
От молодости ни следа!
Я был присяжным на процессе
И вам сочувствовал тогда.

Вас бросили в дыру такую,
Чтоб не поднялись никогда.
Я вам свободу отвоюю
И буду другом навсегда.

Не бойтесь ничего, нас двое.
Сегодня же пишу друзьям.
Пойдемте же ко мне!.. Такое
Лишь отнесешь к волшебным снам.

Лежала впереди дорога,
Спасающая дух и плоть.
Но если кто-то верит в Бога,
То он поймет, что спас Господь.

В море выдвинутый форт
На болотах, на костях.
Балтику швыряет норд
По каналам, по гостям.

Волны-гостьи на Неве
Разбегаются, дробясь.
Люди голубых кровей
Шествуют, не торопясь.

Кто верхом, а кто в коляске
По булыжнику-граниту…
Точно в гоголевской сказке,
Город тайнами пропитан.

За фасадами домов,
За соборами, церквями
Щели проходных дворов
Смотрят страшными глазами.

Белые ночи — черные реки,
Улицы, фонари и аптеки.

Свет над мостом еле-еле теплился:
Здесь Свидригайлов вчера застрелился.

Мышкин к Рогожину шёл, торопясь.
Здесь обрывалась случайная связь.

За поворотом есть выход на Невский —
Тут иногда проходил Достоевский.

Вот и сейчас слышу чьи-то шаги…
Память и рифма, не трусь, помоги!

Контракт подписан. Кабала!
И меньше месяца в запасе.
Теперь сгибаться у стола,
Теперь ты — раб, а раб безгласен.

Тихонько перышком скрипи,
Следи за оборотом слова.
Из неизвестности лепи
Роман для критики Каткова.

«Ах, если б сделать миллион!» —
Мечтал с досадой Достоевский.
И вдруг смятенный Родион
Раскольников пошёл на Невский.

Откуда, как и почему
Студент в оборванной шинели
Вдруг накрепко припал к тому,
Кто даже другом не был в «деле»?!