Юрий Агеев - Портреты

Навсегда открыт театр «Глобус»,
Неуютен, мрачен — не ампир,
Но сюда принес какой-то опус
Сочинитель Уильям Шекспир.

И идет трагедия на сцене,
Открывая что есть что толпе.
Наплевать, как критики оценят
И какая выгода себе.

Обладатель прав на интересе,
Точно ноту времени поняв,
Под прицелом театральных кресел
Независим оттого, что прав.

Движется во власти вдохновений,
Волен и молчать, и говорить.
И никто ему не скажет: «Гений!»,
И никто не запретит творить.

Моцарт пишет,
И в сонате
Ветер дышит,
Солнце тратит
На людей
Весь жар и душу.
Амадей
Играет, слушай!

Клавесин,
Орган иль скрипка —
Гибнет сплин,
Тоска — ошибка.
Росы
Падают на ноты.
Это слезы.
Моцарт, кто ты?

Смех
Сбегает из-под клавиш.
Всех,
Кто верует, ты славишь!
Создан
Из противоречий,
Кто он,
Отпрыск человечий?

Только так,
Душой, не мерой,
Сделай шаг
И в жизнь уверуй.
До утра
Свечей не тушат.
Амадей играет,
Слушай!

Ещё не время полночь бить,
Но из зеркал, из темноты
Выходят призраки творить
Дела зловещие. Слиты

В единый ком осколки дня
И тонкой теплятся свечой,
Но в беглом отблеске огня
Дрожит тревога, не покой.

В потёмках шорох. Лунный блик,
Через свечу пройдя, поблек,
А там, куда он не проник,
Стоит песочный человек.

И медленно сходя с ума,
Струю вина вливая в бред,
Напишет странные тома
Полу-фантаст, полу-поэт.

Что значит век, когда и он условен,
И в хаосе затерянная суть?
Лохматый и затравленный Бетховен,
Зажат в углу, отыскивает путь.

Везде одно, куда он ни уедет, —
Ниспосланные роком, видит Бог,
Ничтожные и злобные соседи,
Его убить готовые за вдох.

Он не желает в человечьей массе
Стирать свой дух, сдаваться быту в плен.
Всё — суета, и оправданье в фарсе —
Труд гения. Иное — прах и тлен.

Что значит одиночество, когда ты
Наедине с свободой и мечтой?
Сгорали дни, а он писал сонату,
Отрезанный от мира глухотой.

С глазами, замутнёнными от влаги,
С душой, судьбой ухваченной в капкан,
Твори, не отрываясь от бумаги,
Спеши, не покидая нотный стан.

Когда тебя сыграют в гулком зале,
Ты оживёшь столетие спустя,
И лунный свет польется из рояля,
О совершенстве истины грустя.

У кого за душой ни гроша,
Крыша — звёзды и хмурое небо,
И богатство одно лишь — душа,
Жизнь, спасённая коркою хлеба, —
Вам, оборванным, тощим и злым,
Обмороженным в зимнюю стужу,
Потерявшим надежду, больным,
Вам, мечтающим выйти наружу
Из тюремных застенков, и тем,
Кто ещё не столкнулся с бедою,
Тем, кто плачет от глупых проблем,
Дверь в легенду свою приоткрою.

Я рос без камня за душой,
Но был мне адом мир большой,
Но, может, это хорошо,
Теперь я вижу:
Куда ни глянь — кругом враги,
Врали, ворюги, дураки,
И я скитаюсь по Парижу, по Парижу.

Нет лучше теплого угла,
С едой накрытого стола,
Но жизнь мне с неба не дала
И манной жижи.
Всему учусь на свете сам,
Труд облегчая небесам,
И наплевать мне, что в Париже я, в Париже.
Ох, эти средние века!
Была бы жизнь моя легка,
Родись я позже, а пока
Качусь всё ниже.
Но как ни труден путь и крив,
Мне в душу бьются волны рифм,
И я скитаюсь по Парижу, по Парижу.

Вийон:
Откуда этот мир возник?
Как появились мы?
И что за облаками — крик
Гнетущей тишины?

Кто мне ответит: почему
Луна и россыпь звёзд?
Вопросов тысяча. Кому
Мне свой задать вопрос?

Кто скажет правду, не соврёт?
Мудрец или монах?
Скажите честно, есть ли Бог
И Рай на небесах?

Монах:
Прости, Господь, грехи людей,
Я, верный езуит твой,
Реку: последний будь злодей,
Но уважай молитвы.

Наш монастырь не обделяй,
Делись своим излишком,
А там насилуй, убивай, —
Прощает Бог людишкам.

Но упаси тебя Господь
Копаться в наших догмах!
От кары не уйдёт никто —
Ни раб, ни благородный.