Юрий Агеев - Родник пробивается в скалах

Белее всех снегов с вершин Кавказа,
Зарёю алой тронутое чуть,
Лицо её, чуть скрытое от глаза
Платком, светилось, обнажая суть.

Из-под ресниц, синей аквамарина,
Пылал огонь, в груди стесняя вдох.
Горянку на Руси назвали Ниной,
Там, где Всевышний не Аллах, а Бог.

Где безмолвье жило до поры,
Пустота заменяла сознанье,
Мастер слов созидает миры,
Как Господь создавал Мирозданье.

В Прометеевом горном краю,
Где случалось ещё не такое,
Дарит он гениальность свою
Тем, кто, может, того и не стоит.

Все другие дела отложив,
Не отмеченный славою вящей,
Он своим вдохновением жив, —
Человек и поэт настоящий.

Вот и память о нём занесли,
Как снега, бесконечные годы…
А по небу летят журавли,
Точно строчки его перевода.

Системы разрушены, век на нуле,
Иные правители,
Но я не в союзе, компашке, в числе,
А в дальней обители.

Хотя отношенья с Союзом писак
Приятельские,
Они на дела не влияют никак
Писательские.

Владеют умами и финн и калмык,
Тунгус изощряется,
Но это меня, хоть меняют ярлык,
Пока не касается.

Пусть ищут пути и в добре и во зле,
Вещают пророчества,
Но есть утешенье: на этой Земле
Честней одиночество.

Сквозь усыпляющую дробь
Идет строка: «Спасибо Вам…»,
И мысль: «Смотри, не засиропь
Слова!» —
С опаской выплыла.

Что напишу и что смогу,
Чью отогрею душу я,
Коль слов и рифм не берегу,
А если трачу — лучшие?

Зажег свечу. Со стен — глаза
Высоцкого и Галича
Мне смотрят за душу и за
Грядущие ристалища.

Мне кажется, я ждал письма,
Вот только к а к отвечу я?
За все бессонные дома
Тебе спасибо вечное!

Ему прилечь бы в сладкой дрёме,
Чтобы наутро стать собой,
Но свет тернист и неукромен,
А тьма стремится стать судьбой.

Несутся облака, не споря,
Ветрам попавшие в аркан,
Туда, где припадает к морю
Мой край, скалистый Дагестан,

Туда, где пики режут шквалы
Лихих ветров из ночи в день,
Туда, где эхо и обвалы,
И где живёт свободы тень.

Я сам, придя на эту Землю,
Слегка растерян был и глуп,
И истинам затёртым внемля,
Не размыкал, по счастью, губ.

Но прозревая очень скоро
Учений зыбкую мораль,
Предпочитал морали горы,
Горизонтали — вертикаль.

От поражений неминучих,
От самомненья и страстей, —
Меня от бед спасали кручи,
Ведя тропой меж пропастей.

И в высь иного небосвода
Смотрю теперь из суеты,
И там живёт моя свобода, —
Свобода мысли и мечты.

И струйка чистейшая льётся
Сквозь мрамор, базальт и гранит.
Так слово поэта пробьётся
И души людей напоит.

Одни твердят: — Ах, как он был велик!
Другие: — Патриот родного края!
Так говорят, когда иссяк родник:
«Какая в нём вода была живая!..»

Растёт гора бумаги на столе, —
Сумеют ли прочесть всё это люди?
Кто только ни писал о Шамиле,
Но Шамилём никто уже не будет!