24
Их не подкупишь, и не сломишь,
И не приманишь их ничем.
Они в своем как будто доме,
Хоть он для них чужой совсем.
И хоть их держат в черном теле,
Следят за каждым шагом их,
Сажают в карцер на недели, —
Сломить нельзя борцов таких!
Упорство грозное в их взорах.
Они своим путем идут,
На панский суд они плюют.
В чем сила их и в чем опора?
25
Спросил раз ветер у травинок:
«Как не убила вас зима?»
И молвят тысячи былинок:
«Согрела нас земля сама».
Мороз спросил: «Родник шумливый,
Ну как тебя я не сковал?»
Родник ответил горделиво:
«Из недр земли тепло я брал».
И вихрь спросил у старца-дуба:
«Как я главы тебе не снес?»
Ответил дуб: «Я в землю врос,
С землею в дружбе жить мне любо».
Хата рыбака
Глава двадцать третья
Перевод С. Городецкого
1
Семь лет — недолгий срок. Но как же
Переменилось все кругом!
Паны сидели тут, и каждый
Мечтал о будущем своем.
А кто сейчас они, где ныне?
Где панский гонор их былой?
Гниют и сохнут на чужбине
И сорной заросли травой,
Навеки прокляты народом.
Им больше не видать земли,
Где их мечтанья отцвели,
Не возвратиться к ней уродам.
2
Злодеи всякие бывали,
Ярмом давили людям грудь.
Куда теперь они пропали?
Куда завел их темный путь?
Гниют они, как падаль, в яме,
На них проклятия печать.
Народ недобрыми словами
Их долю будет поминать.
Глашатаи тюрьмы и плети,
Они свой предали народ.
Земля к возмездию зовет,
Не даст им жить на белом свете.
3
И хоть тяжелый запах тленья
Плывет еще то здесь, то там,
И хоть войны кровавой тени
Кой-где мелькают по полям, —
Они дорог не загородят.
Реки не удержать им той,
Что мощно катится в народе
Живой и чистою волной.
И в той реке я вижу дали,
Я вижу счастье всех племен,
Ведь жизни солнечной закон
Мы в книгу дружбы записали.
4
Былого тьма не возвратится!
Я вспоминаю этот год,
Когда разрушилась темница,
Распалась власть нужды, невзгод.
Смятенье в Польше. В беспорядке
Бежит торговец, мчится власть,
Бежит и войско без оглядки,
Чтоб в окруженье не попасть.
Бегут! Задержка их погубит!
Магнаты — впереди других,
Л в Польше много было их,
И путешествовать пан любит.
5
А по усадьбам и по селам
Смешки веселые слышны.
Гудит народ, подобно пчелам,
Хохочет: драпают паны.
Ему немного страшновато —
Война идет ведь как-никак!
В фашисте ты не встретишь брата,
Он, может, злей, чем пан-поляк.
Но ведь подобного несчастья
И не бывало никогда,
Чтоб мы тут долгие года
Страдали под немецкой властью.
6
Тут Беларусь. Воюя с Польшей,
Нагрянут немцы. И от них
Еще мучений будет больше,
Чем от своих панов лихих.
И так в хребет впились налоги,
Без них и шагу не шагнешь:
Плати за рынок, за дороги,
За хлев, за тын — сплошной грабеж!
А взять осадников вот этих —
Всех задушили, палачи!
Забрали все, а ты молчи!
И нет от них житья на свете.
7
Теперь небось паны притихли,
И нет в них резвости былой.
И все Мик одымы и Михли
Сидят, как мыши под метлой.
Грустят, что песенка их спета,
Что гаснут с каждым днем мечты.
И пан Пшебора скрылся где-то,
И Глынка-пан шмыгнул в кусты.
В народе ж вести друг за другом
Несутся, как ручьи весной,
Шумят, как ветер пред грозой,
Когда он ивы гнет над лугом.
8
И в Петрушах везде волненье,
Но уж не то, что у панов!
Тут знают: близко исполненье
Мечтаний и заветных снов.
Тут праздника ждут неустанно,
Нет суеты и криков тут:
Подходит час, они воспрянут
И жатву счастья соберут!
К Авгену ж ходят за вестями:
Не слышно ль новости какой
Насчет войны еще одной?
И что там с беглыми панами?
9
Мой дед Кутейка вновь на сцене,
И ходит гоголем старик!
Он рад желанной перемене —
Свет от нее в сердца проник.
Народ к одной лишь вести чуток,
Хоть новостей летит поток.
И дед, скрываясь в свой закуток,
Все смотрит, смотрит на восток.
Оттуда ждут спасенья люди,
И слух живет в сердцах людских,
Что будут тут большевики,
Друзья и праведные судьи.
10
Частенько дед мой по задворкам
Бежит в свой тайный уголок,
И ловит каждый звук и зорко
Глядит с надеждой на восток.
И слышится ему, что где-то
Там пушки вдалеке гремят.
Пусть слух обманывает деда —
Обману этому он рад.
Народ шумит, к борьбе готовый:
Куда идти, путем каким?
Коль панской власти нет над ним,
Так нужно строй наладить новый.
Читать дальше