Якуб Колас - Стихотворения и поэмы

Под наблюденьем перекрестным
Шагнул Данила за порог.
Кому пожаловаться? Соснам,
Что встали строем вдоль дорог?
Во все концы ведут дороги,
А он шагает по одной,
В чужой толпе волочит ноги,
Поникнув хмуро головой.
Он — сук, что от родного дуба
Отсечен острым топором,
Идет он в темень не добром, —
Чужая воля гонит грубо.

Мне трудно, память напрягая,
Припомнить черный день былой,
Когда шумел под свист нагаек
Полночный ветер надо мной.
Но и забытое страданье
Из сердца нелегко изгнать,
Хоть дней острожных прозябанье
Так неприятно вспоминать.
И должен я с моим героем
Пройти и тем его путем,
Где проходил он под кнутом,
Под панской стражею, конвоем.

Я проклинаю вас, остроги,
И вас, надменные паны!
О, сколько мук народ убогий
Терпел от вас! И без вины!
Теперь вы сброшены с дороги,
И к власти нет у вас пути.
В народе никакой подмоги
Обломкам панства не найти!
Так сгиньте, тюрьмы и страданья!
Паны, промчались ваши дни!
Вы — без народа, вы — одни,
Остатки разной панской дряни.

Путь тяжких мук прошел Данила,
Конца ему он не видал.
Таких страданий и не снилось,
Что он по тюрьмам испытал.
Данилу били, истязали,
Угрозой думали смирить.
Подачек много обещали,
Чтобы к себе переманить.
Данила не сдавался катам,
Не уставал одно твердить:
«Паны мешают людям жить.
То Богут виноват проклятый!»

Допросы — первый круг мученья —
Окончены. Пред ним лежат
Все той же страшной цепи звенья,
Кругом него все тот же ад!
Дорога пунктов пересыльных,
Где брань конвоя и пинки,
Пред ним раскрылась в далях пыльных,
И сердце ныло от тоски.
Все дальше, дальше уплывали
Его домашний уголок,
Марина, маленький сынок,
И сердце рвалось от печали.

Он не один! Их тут немало,
Ему неведомых людей,
Забитых, загнанных, усталых…
Иди, противиться не смей!
Куда их гонят? Все равно им:
Один острог или другой.
Покрыт туманной пеленою
Грядущий день, как лес ночной,
Идут с ним люди разных званий,
Из городов и мужики,
А есть, наверно, и шпики,
Что служат псами в панском стане.

Данила с этим уж встречался —
Меж них предатель может быть,
И он в пути остерегался
С подобной тварью говорить.
Идет он мерно полем, лесом
С каким-то жуликом вдвоем
Их руки скованы железом,
Как шеи двух волов ярмом.
И, как волы, они друг другу
В пути не скажут двух-трех слов.
Их понукают, как волов,
Они ж наручник тянут цугом.

Приводят ночью их к вокзалу,
И под кандальный тихий звон
Сдают там новому капралу,
И загоняют их в вагон.
И хоть темно тут, тесно, грязно,
Как будто в клетке для зверей,
Но слов не слышно безобразных,
Над головою нет плетей.
Проходит ночь, день угасает,
А их везут. Вдруг паровоз
Запнулся, будто в землю врос…
Одна минута и другая…

Кругом шумливое движенье,
Свистки, гудки и стук колес,
Треск, грохот, тяжкое пыхтенье —
Другой подходит паровоз.
Вагон под выкрики конвойных
Назад под семафор идет,
И постепенно шум нестройный
Затих. Рожок сигнал дает.
И снова звуки все заглохли.
Вдруг лязг замка. Упал засов.
Вновь окрик грубых голосов:
«Слезайте, черти, коль не сдохли!»

Тяжелый путь уж за спиною —
Этапы, где нельзя вздремнуть
Под палкой панского конвоя,
Неволи горькой первый путь.
Но к новым мукам и заботам,
К бессчетным дням тоски, тревог
Ведут железные ворота,
Острожный двор и сам острог.
Стоит Данила у конторы
Среди зеленых кунтушей,
Мордастых наглых палачей,
Стоит средь хищной панской своры.

Наживы жаждой обуяны,
Все обыскав, все перерыв,
Они трясут твои карманы,
Ты ж стой, молчи, ни мертв ни жив.
Все, что пригодно, все, что ценно,
Уходит к жадным хапунам,
Все попадает к ним мгновенно
И прилипает к их рукам.
Но вот окончен обыск этот.
Теперь твой путь ведет в острог,
Но есть еще один порог,
Что может сжить тебя со света.

Есть в том остроге изолятор.
Там — свой порядок, свой уклад,
В той тесной камере проклятой —
Убийца, жулик, вор и кат.
Там все — отпетые бандиты,
Закон их — убивай! Возьми!
Они тем живы и тем сыты,
Чтоб издеваться над людьми.
Они охранников страшнее,
И в руки этой злой шпаны
Сдают невольников паны —
Ломать им ребра, мылить шеи.