12
Ведут Данилу в изолятор
И с ним еще троих людей.
Вот теснота! Все сбиты, сжаты —
Тесней, чем в бочке для сельдей.
И глянуть «гости» не успели,
Как тут их взяли в оборот.
«Принес ли дьявольского зелья?» —
Спросил верзила-обормот.
Взор — дикий, цвет лица — землистый,
Глаза пронзают, как ножи.
Кричит Даниле: «Покажи,
Чем наделили коммунисты?»
13
Данила, хоть и был измаян,
Сжал кулаки. «Ты кто такой?
Что думаешь, ты здесь хозяин?
Ты кто? Начальник надо мной?»
Затихла камера, ни слова:
Как руку он посмел поднять?
Пред ним Адольф из Ченстохова,
Что всех заставил здесь дрожать.
Весь побледнел нахал усатый.
Лицо пылает, как в огне.
«Целуй, несчастный, руку мне!» —
И ткнул кулак свой волосатый.
14
Да так он ткнул, что кровь из носу
По бороде пошла струей.
Как отомстить ему, барбосу?
Как вытерпеть позор такой?
Невзвидел света мой Данила.
Забыв себя, он кулаком
С такой Адольфа двинул силой,
Что полетел тот кувырком.
«А ну! — на битву вызывая,
Данила оглядел шпану. —
Иди, кто хочет! Долбану!»
И присмирели негодяи.
15
А по углам, сперва несмело,
Довольный, загудел народ:
«Вот это голос! Это дело!
Что, гад, посеял, то и жнет?»
Встает Адольф побитой псиной.
Так уронить авторитет!
Глядит вокруг с кривою миной —
Теперь аминь ему пропет!
Таков закон меж уголовных:
Того спешат они признать,
Кто может крепко в зубы дать,
И нет тому меж ними ровни.
16
Ватага разом зашумела
И разделилась, все кричат:
Немало тут таких сидело,
Кому в печенки въелся кат.
Они — сторонники Данилы,
Долой — Адольфа-вожака!
Из них выматывал он жилы,
Он — здешних стражников рука.
А эта стража тихо, ловко
Допрос по делу начала.
Судьба Данилы тяжела:
Ему назначили «рэйбовку».
17
«Рэйбовка» — это истязанье,
Чтоб за провинность наказать:
Дают виновному заданье —
Пол голой палкой подметать.
Вот палка! И пошло мученье!
Иди и чисти коридор,
А за тобою наблюденье
Ведет острожников дозор.
Твой каждый шаг они измерят,
Мети, как изверги велят,
По восемьдесят раз подряд,
И не противься злому зверю.
18
Так начиналось для Данилы
Житье острожника в тюрьме,
Как тяжело и как постыло
В неволе вечной, в вечной тьме!
Метет, метет в бессильной злости,
И пот с лица его бежит,
И млеют руки, ноют кости,
А наблюдатель все кричит:
«Скорей, сильней, ловчей, зараза!
Тебе ли панский строй сломать?
Панов не любишь, песья мать?
Всю дурь повышибу я сразу!»
19
Но все кончается на свете,
Пришел конец «рэйбовке» той.
Данилу из бандитской клети
В другой отдел повел конвой.
А там свои сидели люди,
Чьи души мужества полны,
Сегодня жертвы — завтра судьи,
От них не знают сна паны.
Они прошли огонь и воду —
Путь героической борьбы,
Стоят, как мощные дубы,
Служа лишь правде и народу.
20
Тут легче я вздохнул с Данилой:
Хоть он по-прежнему в тюрьме,
Но все же здесь не так уныло,
И свет блеснул ему во тьме,
Тут можно то услышать слово,
Что силу людям придает
Надеждой скрасить путь суровый,
Что нас к свободе приведет.
Я тут приветствую сердечно
Всех верных партии людей,
Носителей ее идей,
Ведущих к счастью, к правде вечной.
21
Текли печально дни за днями,
И проходил за годом год,
А хищный зверь терзал когтями
Несчастный скованный народ.
Паны, пробившиеся к трону,
Все совершали, что могли,
Чтоб был покорен их закону
Народ подвластной им земли,
Чтоб он забыл родное слово,
Обычаи свои забыл,
Смиренно голову склонил,
Панам прислуживать готовый.
22
Но, несмотря на все стремленье
Держать народ в руках своих,
Не раз терпели пораженье
Паны от пахарей простых.
Но лучше всех их бег форсистый
Сдержать могли большевики,
Свои, чужие коммунисты —
Панам жить с ними не с руки.
Повсюду любят их в народе,
Они идут своим путем,
Пред смертью страх им незнаком,
Они отважно в бой выходят.
23
И даже тут, в охранке строгой,
Со стражей рядом, под замком,
Они идут своей дорогой,
Объединяются тайком.
Не отступают, не сдаются
И семена своих идей
Бросают там, где в страхе жмутся
Ряды измученных людей.
Они — как факел для народа,
Везде, как горе и нужда,
Паны в смятении: беда,
Мутят они повсюду воду.
Читать дальше