Якуб Колас - Стихотворения и поэмы

Танкисты в шлемах, в блузах синих
Им улыбаются в ответ.
Один, другой словечко кинет,
И в каждом ласковый привет.
Марина, сына взяв на плечи,
Стоит задумчиво одна.
И вся картина этой встречи
Волнует душу ей до дна —
Ну, просто б глаз не оторвала!..
Вдруг чей-то возглас: «Эй, Игнат!
Потешь молодок и девчат,
Чтоб Беларусь затанцевала!»

И в этот круг живой и тесный
Выходит смуглый, удалой
Танкист и песельник известный,
Лицом пригожий, молодой.
Через плечо ремень форсисто
Накинут ловкою рукой.
И на девчат глядят танкисты
И в пляс зовут их круговой.
И гармонист развел бывалый
Гармонь, прошелся по басам,
По самым тонким голосам —
И все запело, заплясало.

Такого праздника, признаться,
Давненько не бывало тут.
Танцуют пары, веселятся,
Ногами к небу пыль метут.
Сымон Латушка в такт баяну
Прищелкивает языком
И вдруг какому-нибудь пану
Грозится молча кулаком.
Баян замолк. И к баянисту
Подходит дед: «Скажи, родной,
Кто ты? Где край родимый твой?
Играешь больно голосисто!..»

И музыкант-танкист, краснея,
Лицо улыбкой осветил:
«Здесь родина моя! Хоть с нею
Знаком я только в детстве был.
Отец и мать перед войною
Скончались. Старшая сестра
Делила горюшко со мною —
Мы с ней остались без двора.
Как будто через паутину,
Я вижу беженский обоз,
С собою дядя нас повез,
Да взял в лесу одних и кинул».

Марина в трепетном волненье
К танкисту ближе подошла.
Рассказ о страшном том мгновенье
Пронзил ей сердце, как стрела.
«Скажите, — говорит несмело, —
Сестру-то вашу как же звать?…».
Спешит в танкисте загорелом
Черты родные распознать.
Танкист весь замер. И былое
Вернулось вдруг из забытья:
«Марина! Ты! Сестра моя!» —
Он вспомнил имя дорогое.

Марина слез не удержала:
«Так это ж он! Мой милый брат! —
На грудь ему лицом упала: —
Игнатка! Братик мой, Игнат!»
Немеет тут поэта слово…
Раскрылся людям новый мир,
И в честь его, всем дорогого,
Общественный начался пир.
Когда ж танкисты уезжали,
Их провожало все село,
Бесследно горюшко ушло:
Ведь все в них братьев повстречали!

Один пан Богут смотрит криво,
Как волк, уткнувшись в частокол,
С одною думою тоскливой:
Расплаты грозный час пришел!
Уж пан хозяйничать не будет!
Свой срок он прожил — и под мост!
Пойдет он — так народ присудит, —
Как говорится, псу под хвост.
А тут еще панам несчастье,
Других тяжеле во сто крат:
Не хочет воевать солдат!
Домой, коль нет уж панской власти!

Уже неделя, как пан Богут
Не смеет дом покинуть свой,
Лишь иногда он на дорогу
Пройдет вечернею порой.
И лишь дорога, хоть безгласно,
Ему все новости несет.
Посмотрит на нее — и ясно,
Каков военных дней исход.
Стоит пан Богут, притаился.
Вдруг видит: путник! Кто? Жолнер?
Бездельник! Негодяй! Позор!
Наверно, он от фронта скрылся!

К забору пан тесней пригнулся,
И сразу вздрогнул он, как лист.
Ужели он не обманулся?
Нет! Это… это… коммунист!
Он вспомнил ночь и шелестенье
Под крышу сунутых бумаг,
Как к хате он прокрался тенью,
Свой каждый вздох, свой каждый шаг.
Дыханье пану захватило:
Измучен путник, истомлен,
Лицо худое. Это он!
Идет возмездье — Смык Данила!..

Идет, шагает мерно, гордо,
Несет на палке узелок.
Идет с какой-то думой твердой…
И сразу пана страх обжег.
На двор осадника, на пашни
Бросает Смык холодный взгляд,
Как будто молвит: «Пан продажный,
Теперь за все ответишь, гад!»
Он взор отводит от усадьбы.
Ему скорей бы в Петруши!
Давно не знал родной души.
Скорей, скорей своих обнять бы!

Свернул он в сторону с дороги,
Идет, шагает напрямик,
Глядит на милые пороги,
К которым с детства он привык.
И все же в сердце нет покоя!
Увидит ли жену, сынка?
И вот несмелою рукою
Ворота он толкнул слегка.
Все тот же дворик с той же хатой,
Где каждый камешек знаком,
Куда ни поглядишь кругом,
Но тишиною все объято.

Щеколда брякнула на двери,
И он вошел в знакомый дом.
Глядит: Марина и Валерик
Сидят, как прежде, за столом.
Жена, его не узнавая,
Встает, тревогу затая.
И он, объятья раскрывая,
Кричит: «Маринка! Это я!»
О, сколько ж радости, утехи
Тут было всем! Примчался дед,
Соседи прибежали вслед,
И счастью не было помехи!