Новой доли восходит заря,
Будешь жить ты без панской опеки:
Отошла, отцвела их пора,
И панам не вернуться вовеки.
Погляди, как просторно вокруг,
Как притихли дворцы и костелы!
Все твое! Это поле и луг,
Строй в дворцах для детей своих школы.
Так иди с нами вместе вперед,
Распростившись с бедою-тревогой.
Нас к счастливым вершинам ведет
Наша партия верной дорогой.
На простор, на раздолье полей
Выйди радостной, дружной семьею, —
Сотни новых и ясных путей
Жизнь расстелет теперь пред тобою.
21 сентября 1939 г.
«Гудит земля, дрожат леса…»
Перевод Е. Мозолькова
Гудит земля, дрожат леса,
Им гулко вторят дали,
А в небе льются голоса
Крылатой, звонкой стали.
Гремит, шумит, как ураган,
Земли свободной сила.
Спустилась ночь на вражий стан
И плотно дверь закрыла.
Ударил гром, и нет панов,
И нет границ постылых:
Прогнивший строй былых веков
Не встанет из могилы.
Огнем Кремля пылает стяг
Над пробужденным краем,
Горит он в утренних лучах,
Ветрами колыхаем.
Идут полки, спешат бойцы
Советской славной рати,
Свободу, мир, как их гонцы,
Приносят каждой хате.
Народ глядит бойцам вослед
На стяги боевые:
Таких бойцов не видел свет, —
Спасибо вам, родные!
3 октября 1939 г.
Над Свислочью
Перевод П. Семынина
Стряхнули одежды леса,
Смолкают и птиц голоса,
И травы повяли;
Глядят сиротливо луга,
Как пни, потемнели стога —
Намокли, опали.
Туман и тоска над землей,
И ветви холодной росой
Кропят, как слезами.
И я вспоминаю в тот миг
О лете, пропевшем свой стих
Листвой и цветами.
К тем далям лечу я душой
На зори, на пир золотой —
К дубам над рекою.
Виденья и музыки звон,
Как тихий чарующий сон,
Плывут надо мною.
Солнце встает из-за Блужского бора
И стелет по взгоркам парчу золотую,
Багрянцем украсило ель вековую,
Что встала, как мать, и семью молодую
Хранит, величаво шумя над простором.
Шелка облаков уже прячут куда-то —
Должно, чтоб на солнце они не слиняли;
Как бусами, росы траву разубрали;
Разлившись в покое торжественном, дали
Внимают ликующим песням крылатым.
Как вольно, как молодо летнею ранью,
Когда просыпается тихая нива, —
Колосья на солнце глядят, как на диво,
Над заводью ходит туман белогривый,
И луг наполняется звоном, сверканьем!
Иду не спеша я на Свислочь с удою,
С червями, с краюшкой, распахнутый, б осый,
И ноги мне моют прохладные росы;
Всем сердцем я слушаю день стоголосый,
Дубов шум зеленый над быстрой водою.
Тут счету им нет! И все, как магнаты,
Горды, неприступны, глядят сановито,
Как будто собралася царская свита, —
Один вон в плаще, жемчугами обшитом,
Другие же в тогах, отменно богатых.
А там старичина уж век доживает,
Стоит почернелый, и нет на нем кроны,
Забытый, как нищий, для всех посторонний;
Летят к нему только монашки-вороны,
Вдова-аистиха подчас навещает!
Унылая старость! И вдруг я невольно
С тоской вспоминаю: всему есть кончина!
Как долго протянется век старичины?
А мне далеко ли до той годовщины,
Когда я покину все это приволье?
Но грусть мимолетна, и вновь я шагаю
По листьям и мхам, по зеленому чуду,
С удою сажусь на песчаную груду,
Назло и на зависть рыбацкому люду, —
Рыбак рыбака ведь всегда проклинает!
А Свислочь играет, шумит, не смолкая,
Меж трав изумрудных, в горячем цветенье,
И вдруг то темнеет от облачной тени,
То снова сияет в довольстве и лени,
Деревья, осоку и птиц отражая.
Напротив — Кручок, заповедное царство {79}
Над озером старым, запущенным ныне,
Там буйствуют травы, ивняк и осины,
Там льется с зарею поток соловьиный,
Там дичи несметной свое государство.
Мне все тут знакомо: моя Балачанка —
Вон там, за холмом, она в Свислочь впадает,
Кустов прибережных гряда молодая,
И Блужское поле, и пустошь глухая,
И та вон тропинка, и та вон полянка.
На берег из Устья доносятся звуки:
Часы проверяет петух голосистый,
Смеются мальцы безмятежно и чисто,
По травам коса пролетает со свистом,
И где-то слышны топора перестуки.
Читать дальше