Ринат Валиуллин - Песни открытых форточек

Из миллионов людей,
населяющих эту планету,
она
настойчиво требовала,
чтобы именно я ей сказал те слова.
Я бы назвал занудством этот каприз,
любовью здесь даже не пахнет,
пусть она пробежала когда-то,
закашлялась,
будто страсти порыв простыл,
как впоследствии след,
а глаза всё ещё спрашивают:
«Ты же любишь меня?
Ты же меня
любишь?»
Желание быть любимым,
как ни крути, —
самое тухлое,
самое беспощадное.

– Как тебе мои губы?
– Губы как губы —
розовые.
– Ну что ты не романтичный такой,
когда целуешь меня,
что ты чувствуешь?
– Электрический ток
возбуждённо
прошивает всё моё тело,
а во рту…
как будто бы помидоры,
как зимой,
искусственные.

Солнце на подоконнике где-то
и начало подъедать лучами,
ресницы вздрогнули,
глаза окунулись в море
белого света.
«Пора», —
решительно откинула она одеяло.
Через полчаса:
«Чтобы пойти к горизонтам,
надо принять вертикальное
положение».
Непринуждённо встала,
сквозь ванную комнату
переместилась в гостиную.

«Что я из себя представляю,
женщина?» —
поймав в зеркале взгляд
карих зрачков
на красивом лице груди,
вошла в свои трусики,
в бирюзовый бюстгальтер.
«Слабая и прекрасная,
милая», —
снова глянула в зеркало,
поправила волосы,
придала шелковистому морю форму,
улыбнулась,
понравилась себе в профиль,
втиснула стройные ножки в чулки.
«Так приятно быть слабой».

Потянулась неотразимо,
проскользнула в шёлковую рубашку,
вместе с нею – на кухню.
«Пусть хоть кофе будет покрепче,
раз какой-то слабости не хватило,
чтобы стать сильной».

Я посмотрел в глазок —
какой-то вежливый конь:
– Извините что поздно,
вы не могли бы меня приютить на ночь?
– Ладно, входите.
– Только я не один —
со мной ещё слон
– А он влезет в квартиру?
– Да, конечно,
он карликовый.
– Ходи слон, —
пропустил он его вперёд
и сам проскакал буквой Г.
«Белый слон, чёрный конь
к чему бы всё это?» —
думал я,
наливая чай.
Слон макал хобот в варенье,
конь жевал занавески
пока я не принёс овсяные хлопья.
Я не помню, о чём
общался с животными,
лошадь всё время ржала,
я гладил карликового слона ладонью,
он был ласковый гладкий,
клонило в сон,
когда я очнулся
в руках моих обнаружил
шахматную фигуру,
бог мой,
я переспал со слоном!

– Девушка,
вы что-то здесь потеряли
на летней раздетой улице,
я могу вам помочь?
– Возможно, вы правы,
только вряд ли поймёте —
я ищу страсть.
– В смысле любовь?
Новую, хрупкую, свежую.
– Любовь?
Это больно,
я сталкивалась,
мне нужна страсть,
сжечь бельё прошлых слияний,
мне нужен полёт.
– Крыльев как всегда не хватает.
– Возможно, я просто взрослею,
и нет уже той беспечности,
влюблённость всё реже,
и каждая
обрывается новым падением,
недостатком чистого неба,
дышать,
хочется просто дышать
кем-то,
а не только обедать.

– Опять не спал? —
спросила она
и сама же ответила:
– Чем ночь длиннее,
тем короче любовь.
– Я работал.
– Правильно,
все мы над чем-то работаем.
В сумерках —
всё больше над образом,
всё меньше над формами.

Дверь еле поддалась,
с трудом протиснулся внутрь квартиры —
всё пространство было забито котом.
По стене протиснулся к кухне,
сел кушать —
кругом был кот,
и вещи что он перепробовал.
– Кот,
тебя здесь слишком много,
не мог бы ты полегче,
собраться, что ли,
тебя раздуло,
ты в моей жизни занял слишком много места —
куда ни глянь везде твой мех, твой пух,
твоё влияние, твой след.
– Знаете, хозяин,
сегодня думал тоже самое.
Вас, людей, так много в моей жизни —
не жизнь, а сущий ад!
Всё время вы
и ваши ноги,
я расстроился,
съел ваш годовой запас
и не раздуло,
а поправился.
– Надо что-то с этим делать.
– Надо, но лениво, —
хотел он потянуться,
но задел гардины.
– Может ну его, хозяин,
ляжем спать,
а то, что меня много,
кстати,
не так уж плохо —
теперь вы можете меня погладить
так, между делом
вам же
это нужно,
не придётся даже звать —
повсюду,
Барсик повсюду.