Нина Ягодинцева - Избранное

Обжигая губы об имена,
Не позаришься на чужую ложь.
Три глотка спасительных: «Ро-ди-на» –
И опять живёшь.

Такси и музыка воровская,
Густеет ночь, а ехать далёко.
Звёздочка розовая у края
Горячего чёрного небостока.

А музыка рвётся в окно, тоскуя,
От слова к слову перелетая:
«Ах, полюби меня хоть такую –
Смотри, какая я молодая…»

Слушать нельзя, а не слышать – мука,
Думать не о чем – сердцу горько.
Машина летит как стрела из лука,
И кажется, небо плывёт под горку.

И душно – как будто страну украли,
И пошло теперь уповать на милость,
И звёздочка розовая у края,
У самого края остановилась,

И музыка падает, нелюбима,
Мешая пыль со слюной и кровью…
Водила смеётся – его калыма
Не обломать никакой тоскою.

Что за река – одни излучины!
И стрекозою над плечом
Твой смех, искусно подзолоченный
Закатным праздничным лучом.

Вот так бы плыть да плыть извивами
Вдоль по течению травы,
Под изукрашенными ивами
Не наклоняя головы,

Вот так бы петь и петь беззвучные,
Необъяснимые слова
Про золочёные излучины,
Речные рукава…

Куда назавтра сердце дену я?
Хоть на прощанье – оглянись:
Ведь это наша, неподдельная,
Всепроникающая жизнь.

Тает воск от лица огня,
И за воздухом, как за тканью,
Жизнь таинственная меня
Опаляет своим дыханьем.

Золотится её пушок
Над высокими тополями.
Прикасаешься – словно шёлк,
А вдохнёшь – и взлетает пламя.

Светел храм, где свеча свечу
В тишине узнаёт по свету,
По молитвенному лучу,
Нисходящему словно сверху

И вплавляющему во плоть
Ненадёжную, восковую
Всё, что мыслил во мне Господь,
Всё, что я в небесах взыскую.

Тоске не выискать обновы –
Ну разве что среди полей
У края полога льняного
Увидеть журавлей,

Домой летящих бездорожьем
Весны небесной и земной…
О Господи, как осторожно
Ты говоришь со мной

О неизбежном и суровом,
О неизбывном и родном!
Не словом, Господи, не словом,
А словно сном…

Так заслоняют лёгкой тканью
Свет, обжигающий глаза –
И не бывает проще тайны,
И разгадать нельзя.

Кафешка, стёклышко, где мы с тобой сидели,
Где низок потолок, но всюду ариэли,
Летая по столам вперегонки,
Устраивали в сердце сквозняки…

Кафешка, закуток под боком шумной стройки,
Где окна в жалюзи линованы под строки:
Пиши что хочешь, благо, не видна
По синеве чернил голубизна…

Кафешка сломана. Её хрустальный воздух
Блестит в пыли, змеится в острых звёздах
Рассыпанного по земле стекла…
Я плакала бы, если бы могла.

Но ариэлям, беспрестанно вьющим нити
Для невесомой голубой канвы событий,
Нужна свобода. Воздух между строк
Бывает так же радостно жесток:

Погибшие слова лежат в столетнем хламе,
То, что не названо, в восторге бьёт крылами,
И ты стоишь в изнеможенье сил
Пред тем, что сам на волю отпустил…

Смотришь васильком
В серый омут дождика,
Сидя босиком
В лавке у сапожника.

Ливень встал стеной –
Можно вспомнить многое,
Маленькой ступнёй
Влажный сумрак трогая,

Слабо трепеща
Встречь сырому воздуху,
Словно путь ища
Невесомый, посуху.

Ровно семь минут
Перестуком сотканы.
Пальцы так и мнут
Синий полусотенный.

И выходишь вплавь
По проспекту Ленина,
Где сырая явь
Искрами проклеена.

Вывесил ветер свои зелёные флаги ли,
Или я всё как в лабиринте в делах –
Душа уже там, в геологическом лагере,
В Наилах.

На узеньком пляжике, на небольшой излучине,
Где речка щебечет, как девочка, второпях, –
В ракушках и камушках… Может, выдумать лучше бы,
Да выдумка – прах.