Нина Ягодинцева - Избранное

Как ты сама идёшь – не каешься,
Не наклоняешь головы,
И только сердцу откликаешься
Среди губительной молвы.

Ещё в осеннем, выйдя из-под
Сырого снежного крыла,
Поблёскивая золотисто,
Речушка мелкая спала,

Как будто с неба в сон упала,
Как будто всю впитала тишь…
Но задышал весенним палом
Сухой обветренный камыш –

И волны мечутся, и мнутся,
И задыхаются у дна:
О, как боится прикоснуться
К спалённым берегам она…

Из этой любви, как младенец из кори,
Я вышла вслепую. И свет, нестерпим,
Казался мне горем, немыслимым горем,
Огромным и радужным горем моим.

И так же, как робко выходит младенец
К забытой песочнице в солнечный двор,
Глаза открываю, живу и надеюсь –
Надеюсь на то, что люблю до сих пор.

Холодно сердцу, не видно ни зги.
Жизнь воробьиного пёрышка легче.
Кто-то несёт по дороге навстречу
Белый светильник январской пурги.

Оберегая неровный огонь,
Вьются и стелятся тонкие ткани,
То приникая к мерцающей тайне,
То разлетаясь неровной дугой.

И заметают невидимый след,
И обнимают, и прячут в пелёны
Тьмою немыслимой усыновлённый
Свет одинокий, покинутый свет…

На птичьем языке, на лиственном наречье
Стихи читать легко: шепчи да щебечи,
Пока из синевы летят тебе навстречу
Сырые сквозняки и острые лучи.

У самой кромки губ, на розовом припёке,
Медовая на вкус, проступит тишина –
В ней пчёлы пьют нектар, который пили боги,
И умирает боль, безвинно прощена.

Легко читать стихи, не ведая искуса
Придумать для себя иной именослов…
Слова придут потом. Придут – и отрекутся.
И нас научат лгать. И отрекутся вновь.

Нельзя ни на миг оставить одну
Эту полночь, эту страну,
Наилегчайший из всех даров –
Эту бессонницу на Покров.

Нельзя ни на миг! Но, закрыв глаза,
Я забываю про все «нельзя»,
Я затеваю почти побег
Пламенем вдоль невесомых век.

Я прохожу по сырой траве
С белым лебедем в рукаве,
С тихим озером на душе –
И открываю глаза… Уже?

Да. Ни на миг. Разверни теперь
Белый свиток своих потерь.
Белым по белому – о былом:
Лебедь, бьющий о лёд крылом.

То-то зима в России долга!
Из году в год на Покров снега,
Да и какие мы сторожа –
Укараулишь тебя, душа?..

На туберкулёзном сквозняке предместья
Вспыхнули сирени грозные созвездья,
Ясны, безымянны и неумолимы:
Аромат надежды с привкусом малины.

Май сочится в листья, разъедает стены,
Длинно запевают дальние сирены,
Девочки гуляют, всхлёбывая пиво,
С краешку чужого чумового пира.

Тяжко бремя жизни, очи жизни кротки.
Правая в кармане, лезвие на кнопке,
Молния без грома – молча третий лишний
Прямо в пыль и мусор рассыпает вишни.

Ягода-малина, сладкая забава,
Что ж у вас за праздник – тёмно да кроваво…
И проходит краем вдоль обиды майской
Женщина под чёрной бесполезной маской.

Непогода пришла как отряд батьки Махно:
Гогоча, из горла прихлёбывая, прикладом стуча в окно,
Выгребая запасы осенние из подвалов и с чердаков…
Да не боись, чего там – ноябрь всегда таков.

Если воля и холод сойдутся – родится смерть.
Ничком на овчинку неба падает степь,
Серая, буранная пустота,
Но сердце уже не обманешь – родная, та,

Где не за что ухватиться душе слепой,
Где – если заплачешь, в сердцах оборвут: «Не пой!»
А замёрзнешь, тряхнут за шиворот: «Встань!»
Россия моя, Россия, свиданье тайн

Непостижимых! Когда по снежной стерне
Ведут, матерясь, к обрыву или к стене,
На сквозном перекрёстке иных дорог
Свернут напоследок цигарку: курни, браток…

И ты вдыхаешь дымок и не помнишь зла.
О жизни ли горевать, если всё – зола?
О смерти ли, если даже махра – сыра?
Крайнему: докурите, а мне – пора.