Наталья Галкина - Горожанка

Ты укачай меня в руках
И в сонных детских облаках,
Чтоб черный день прошел, и вслед
Ему смеялся белый свет.

Я спрошу: «Ты откуда,
Ответь мне скорее!»
Он ответит угрюмо:
«Из Гиперборея...» —
«Как погода, — спрошу, — там?»
Он мерно и хмуро
Объяснит мне, не медля:
«Погода там дура —
Только знает сиять
Да огранивать росы,
Да беречь и лелеять
То зубы, то косы».
Я воскликну: «А флора?!
Какая там флора?»
Он вздохнет и сощурится
Не без укора:
«Нет цветов, кроме роз,
И фиалок отчасти.
Глянцем листья покрыты, —
Сплошное несчастье».
И тогда прошепчу я
Про фауну слово...
«Есть кентавры и зайцы, —
Он скажет сурово, —
Горностаи гуляют
И райские птицы,
И всё это линяет,
Поет и плодится.
Нет у нас некрасивых,
Голодных и нищих,
Нет у нас несчастливых.
А впрочем — тощища».
И тогда я заплачу
И, слезы стирая,
Поясню ему: «Это —
Окошко сарая,
Это — решка с копейки,
А это — крапива...»
И он скажет задумчиво
«Как тут красиво...»

Открылись не раны — озера,
Не вены, а реки вскрыты.
Остатки грязи, и сора,
И снега начисто смыты.

И снова свое получат
Кварталы и километры:
Букеты цветов колючих,
Где вместо шипов — ветры!

Сшибаясь, норд-осты, норд-весты,
Ост-весты, ост-зюйды кружатся,
Дороги снимаются с места
И влево, и вправо ложатся.

И криво, и косо на лицах
Начерчены зимние тени.
Луч солнца, как вспышка блица,
Задерживает на ступени.

И столько надо отваги
В жестокий весенний полдень,
Когда от потери влаги
Снег умер — и травы поднял!

Заметало следы — и не замело.
Забежали сады за решетки.
И на черное с белым поделен по-честному мир.
В смертном саване куст засыпает под вечер,
В простынях накрахмаленных утром ему пробуждаться,
И в прозрачной фате перед метелью стоять,
И в пуховый платок озабоченно кутаться в холод
В ожидании листьев.
А снегу запомнится всё: каждый шаг и каждая птаха —
Ничего не проходит для снега бесследно, —
Потому что придет его час растаять, исчезнуть,
И должна быть жизнь его полной, и смерть полноводной.

К тебе ведущие ступени
Я заучила наизусть,
И всё не становлюсь степенней,
А только старше становлюсь...

Садов осенних даль яснее,
И неприкрытей нагота.
И всё не становлюсь умнее,
А только старше — на года.

Я перед тобой, как лист перед травой.
Листья падают в острые руки травы.
Только осенью дует угрюмый ветер,
Только клонятся травы, желтеют, сохнут,
Только листья на месте не остаются,
Нет хозяина им и нет им дома.
Не сдержать меня ни годам, ни горю,
Не сдержать меня стенам, — я лечу на семи ветрах,
Я лечу на семи ветрах, и все дороги — мои,
И на каждой из тех дорог я тебя безропотно жду,
И молча березы стоят, а перед ними — луна,
Луна перед их стволами, как лист перед травой.
Разве кроме России где-то бывает так?

Была сирень сначала,
Опала — отпою,
А ты мне повторяла
Литанию свою.

Как пепел божей трубки,
Цвет яблоневый пал,
И ты ловила юбку,
А ветер вырывал.

Откланялись пионы,
Волошки — добела.
Ты посмотрела сонно
И косу расплела.

Под пылью все дороги,
Всё золото хвои,
Твои босые ноги,
Литании твои.

За девять лет — снегами
Пыль унесло в ручьи.
Становятся стихами
Литании твои.

Сестра моя, невеста,
Дожди по веткам бьют.
...Торговки под навесом
Сирени продают.

Уже, задув, не давши взнику,
Склонил шелонник
Гвоздику, вику, веронику,
Купаву, донник...

Еще подушка льнет, как кошка,
Во сне ты где-то,
А я уже стучу в окошко
Рукой с букетом!

Проснись, мой светик, и взгляни-ка:
Крушины ветки,
Гвоздика, вика, вероника
И лютик едкий.