Наталья Галкина - Горожанка

На склоны — обязательно на склоны! —
Как в сказке, брызнули кровинки земляник,
И крыши крон на царственных колоннах,
И капители коз и олених...

В дом загоняли с улицы, как с бала,
К двенадцати часам — дверь на крючок,
И в сотый раз ты у крыльца роняла
В хрустальный вечер пыльный башмачок.

И смешивались сказочно и сонно
Запутанные пряди на висках,
Прожилки крыльев мух и листьев клена
И тоненькие вены на руках.

Не замути воды.
Но до чего черно
В темный дом — из слюды
Глянцевое окно!

В темный покой вперив
Радужные глаза,
Сядет на ветви ив
Черная стрекоза.

К водорослям, корням
Тянут ряды свои
В путь по белым камням
Черные муравьи.

Жук о семи ногах...
Сказочно холодна
В солнечных берегах
Черная глубина.

Желтой игле сосны
Падать в воду стрелой.
Но до чего черны
Пропасти под иглой!

Холодом веет здесь,
Как от снегов, от вод.
Если русалки есть,
Тут их — невпроворот!

Водоворотов игра
Тайная в глубине.
Золотая игла
Компаса, что на дне.

Отблески от блесны,
Седой волосок хвои.
Но до чего темны
Амальгамы слои!

Повисли вниз головой
Прибрежных сосен ряды.
Месяца нож кривой,
Не замути воды!

И в гору, по городу, белому сну,
А там, в серебристом тумане,
Гвоздями и снегом прибита к бревну
Прекрасная вывеска: «Баня».

И, ангелов чище, выходим в мороз,
Без мысли, без грязи, без дряни.
Сады замело — подоконник зарос
Блестящей помадой герани.

Над прорубью ряса полощет платки,
Над крышей — печное дыханье,
В сенях из ковша — ледяные глотки,
И звезды ковшом — без названья.

У чёрта свои были козыри,
Настоятель старался зря.
Эти лютики, берег озера —
Не место для монастыря.

Зовут не к моленью и кротости,
А к жизни, любви, беде
Две синие-синие пропасти:
Небо в небе и небо в воде.

И крапаньем, и топом
Дождь утомлен до слез.
Жасмином и укропом
Весь огород зарос.

Полно смородин сито,
Оскоминою — рот,
Задумчиво и сыто
Идет по грядке кот.

И ветер, разбирая
Сплетенья лебеды,
Рассеянно стирает
Когтистые следы.

По снегу, игла, скитайся,
Хвост тащи по целине.
Были вышиты китайцы
И повисли на стене.

Дама в розовом халате,
Он с усами, без волос,
Подает цветы ей: нате,
Принимайте, раз принес.

А она, как по уставу
(Что ли зря ходить ему?),
Руку влево, нос направо:
Благодарствуйте, приму.

Он, сияя бритой кожей
(Метод — гладь и цвет пшена):
«Я сегодня стал вельможей,
Выходите за меня».

Без кокетства и коварства:
«В долгий ящик не кладу,
Если нужно государству,
Разумеется, пойду».

На стене стихают речи.
За окном бела зима.
...Тетка Лиза в скучный вечер
Вышивала их сама.

Дождь и солнце — царевна плачет,
В лице холодном улыбку прячет;

Уже и плакать она не хочет,
А всё не смолкнет, всё слезы точит!

Уже и кудри мокры, как травы,
У нас царевна крутого нрава.

Уже и мило, уже и любо,
А так надолго надула губы...

Уж пусть поплачет, блестя глазами,
Враз просыхающими слезами:

Дурит — и ладно, пока дурится,
Пока царевна, а не царица!

Когда синеют и густеют сумерки,
Поняв, что больше нечего терять,
Выходят волки, голодны и суетны,
Из леса позади монастыря.

А чуть пораньше, час ближайший чувствуя,
Поднявши к небу черные носы,
Друг друга понимая и сочувствуя,
Возьмутся перелаиваться псы.

Не холодно, но страшно за сараями.
Ответы слыша, подавив зевок,
Все лает пес, и хрипло, и старательно,
И думает, что он не одинок.

Пора немых комет,
Безмолвие зарниц,
Пожары лету вслед,
И сушь, и тишь ресниц.