Array Антология - Диалоги снаружи и внутри

Богатой данью даль манила,
и ветерок шептал о том,
что ни пейзаж, увы, унылый,
ни дня режим, увы, пустой;

ни диалог дождя и листьев
о том, что лучше – высь иль ниц,
ни даже речки берег мглистый,
ни этот приговор зарниц;

ни жар пшеницы переспелой,
ни звезды, что слезой блестят,
ни те глаза, что смотрят смело, —
не смогут удержать. Хотя…

А ветерок резвился ланью
и замирал у горных круч —
да в небо тучам на закланье
был послан дня последний луч.

В прибоях радости возмездьем
за униженья торжество
обиды убегают вон
раздумий и сомнений прежде.

И не до истин вечных, ибо
и неудавшиеся дни
с недосягаемости вниз
за счастье появиться гибнут…

Достигнувшим, но непонятным
мерцает послание звезд.
Иным, то – лишь яркие пятна
зачем-то создатель завез.

А кто-то в разрыв притяженья,
которым всех держит Земля,
среди ледяных возражений
найти жаждет Господа взгляд.

Снежинок белых отторженье
парит таблицей умноженья
и с неизвестностью сближеньем
грозит как карой Божьей нам.

Смешалось с кашей время суток,
хвостом последнее «кому-то»,
не разделяя нетто с брутто,
вильнуло – не его вина,

что у верхов свои капризы,
что нет ни верха и ни низа,
и жутким хохотом пронизан
в тартарары летящий ком.

И мир, уменьшившись до спален,
не дотянувшись до проталин,
необоримой силой свален —
упал так тихо и легко…

Мы не должны так просто и бесцветно.
Нам не должны порывами души.
Каким позывом прорастает ветка
меж обстоятельств, ждущих задушить

любой росток, отважившийся смело
начать свой путь, ведущий в никуда?..
Но безрассудство вновь готово делать
шаги в весной томящуюся даль,

что жжет в душе шагнувшего незримо
встреч с неизвестным таинством пожар —
как будто где-то в недопятом Риме
есть оснащенность, мыслями свежа

и совершенством сил души и света,
что льет светило там не как у нас…
И нам взлететь бы в царство света это,
да где найти такого скакуна?

Легла строка, тревогою не смея
смешать в клубок событий стройных ряд.
И только грусть, за скаредность коря
твоей души ту скрытность, что умеет

ни даже взглядом истины не выдать —
грустит и ждет, решения страшась:
то ли от счастья сделать антраша,
то ль попытаться ускользнуть невидно…

А время – этот молох – не черствеет,
оно идет, выравнивая строй;
палит оно безжалостно порой

иль ливня шквалом или суховеем.
Лишь взгляд твой так же безразлично тих
как отпеванья траурный мотив…

Ах, степь раздольная, что небом так укрыта,
как пеленают крепко матери детей!
Степь, что вольна как взмах и лошадиной прытью
готова вдаль за горизонт лететь, лететь…

В разбеге детских лет ты трелью жаворонка
и буйством ветра в моей жизни началась.
А травы росные – под утро только тронь-ка —
весь будешь мокрый как прибрежная скала.

Здесь белым полуднем жара пожаром ляжет,
накроет все, что на виду, и только тень
хоть от чего бы, но гордиться будет кражей
лучей палящих, обжигающих везде.

И лишь мираж степной, все волнами съедая,
что вознамерится покинуть сей простор —
всегда на страже этих мест, даже когда я
иду дорогой, может, ровной, но не той…

Вокзала праведность и нигилизм разлуки,
взгляд упрекающая рельсов параллель…
Непротивление сердец ударам гулким,
и невозможность Божьей воли всех жалеть.

Перрон бесчувственный, как взлетная площадка,
уводит в небыль отреченное «вчера».
Гудок последний хлещет плетью беспощадной
по тельцу клееной надежды – и пора.

Твой взгляд безжизненный и скошенный слезами,
едва заметный и повисший взмах руки…
Как будто здесь с тобой присутствуем не сами,
как будто сами от перрона далеки —

в том утре вешнем, где улыбкой свет сияет,
и в даль безбрежную стрелой мечта летит,
где лист осенний чужд и так нестрашен яви,
как рельсам гвоздики и влага на пути…