Array Антология - Диалоги снаружи и внутри

– Усну, а и во сне не спится.
Все полнолунья дожидаться.
Разбилась жизнь, как черепица,
И ни обола – чтоб напиться,
И ни сраженья – чтоб не сдаться.

– А помнишь, так же ночь молчала
Под аркой золотых ветвей,
И Эвридику у причала
Ласкал не ветрено Орфей?

– Не верь, что тени теней слышат
И что друг друга узнают,
В подполье памяти лишь мыши
Железо времени жуют.

Тебя твоя заводит память
В тростник, которого уж нет;
Искать, задумывать, шаманить —
Тебе. Сегодня ты поэт.

– Ты пел – и по морям летело,
Смолкал – и души наизнанку!

– Нет, песня пелась, как хотела
Затем, что добивалась тела,
Как голытьбы – игра в орлянку!

– Все любишь?

– Так не сводят с нею,
А то сольемся вместе – и…

Прости, с рассветом я бледнею.
Прости.

Когда и в будущем одна печаль руин,
О, как во сне шепчу я жизни имя!
И губы тянутся к трилистникам терцин,

Воркуют голуби, как на карнизах Рима.
На форум дня стремятся лепестки,
Воркуют голуби, и помогаю им я.

В календы крошками кормила их с руки,
Смеясь, календул городских подруга.
И на колени опускались голубки,

На платье желтое, не ведая испуга.
Что миг? Что вечность? Дымная вражда.
О, если б выпасть из ее пустого круга!

Брать хлеб доверия, ценить тепло гнезда…

Твой каждый камень дьявольски красив,
Бог-Ватикан! Свой каменный массив
Богам и смертным ты явил, как вызов.
Мы на твоих ладонях площадей
Похожи на испуганных детей,
Блуждающих средь арок, стен, карнизов…

На площади пригрезится ли мне
Понтифика усталый взгляд в окне
Библиотеки папской, или это
Лишь преломленный отсвет в витражах
Иль блеск на алебардах-бердышах
Охранного гвардейского дуэта…

А уходя, спиною ощутив
Органной мессы сладостный мотив,
На мост Святого Ангела ступаем
И, как во сне, границу двух миров
Пересекаем, глядя в Тибр, как в ров,
Где мрак тюремных стен неисчерпаем…

Жизнь, как платье, давалась на вырост и вот – коротка.
В ней нелепым кажусь, хоть нелепей она выставляла.
Не хватает всего – голубого, без мути, глотка,
Воскового луча, что проник в заточенье Дедала.

Чем убыточней свет, тем цветней и отважней листва.
Как я осень люблю за такую с ней нашу напрасность!
Будет глубокомысленна и безупречно права
Вслед за этим зимы ледяная бессильная ясность.

Будут скованны речи речных говорящих камней.
Обесточатся ив оголенные черные прутья.
А пока – что за бред, что за чувства приходят ко мне!
По горящим узорам аллей пролагаю им путь я.

В сумерках по хляби шел, по полю,
Поднял взор – и не нашел колодца.
Вдруг припомнил: не за труд и волю —
За смиренье благодать дается.

Вот, решил от братьев удалиться,
Да воды, больные, захотели.
Гнал себя: позволил простудиться,
Проще быть внимательным – в метели.

Стал. Молился молча, неторопко,
Пред Всевышним наша доля – смердья.
И сквозь вьюгу проступила тропка —
Нет греха, что больше милосердья!

Весь иззяб, ища лесную рамень,
Отыскал застывшую колоду:
Или думал, что во всем исправен? —
Все корил, зачерпывая воду.

Со свежего листа… Душисто веет снегом,
Декабрьский день цветет нежнее миндаля.
Соприкоснулась вновь со слишком близким небом
Такая ж как оно, прохожая, земля.

Но зябко снег пушит, теряя санный волок,
Уж прорубь в облаках синеет через край.
И знаешь, если мрак и оголтелый холод
Я не переживу, – ты не переживай.

Не простирай тоски и горестней, и выше
Посеребренных звезд и выдохнутых роз.
Считай: в цветущий сад я ненароком вышел —
Намало и шутя. Надолго и всерьез.