Array Антология - Диалоги снаружи и внутри

И не ты ль эту землю, не зная гордыни,
Сохранишь для свистящих имперских ветров —
Вдоль обочин, долин и заросших бугров —
Под крестами, вон там, у зеленого устья?
И, в грязи утопающей вечной святыней,
Как живое зерно на чужой борозде,
Тихо дышишь, спустившись к болотной воде,
Не виновно ни в чем, ты – мое Захолустье…

Тихий Шепот… О нет, ты о нем не узнаешь.
И, судьбе благодарен, спокойно черпаешь
Океан небосвода в глазах у друзей.
А мгновенье спустя за твоею спиною
Тихий Шепот крадется слепой тишиною,
Выжидая свой преданный час-фарисей.

Тихий Шепот… Он знает тебя, он – бессмертен!
Затаится неслышно, как замерший ветер,
И в хрустальных слезах поклянется в любви.
Ну, а ты помолчишь, словно инок смущенный,
Светом чистой звезды с головой облаченный,
И не зная, что он весь – в твоей же крови.

И метнутся у глаз пожелтевшие листья,
С молчаливой рябины багровые кисти
Задрожат над твоею наследной скамьей.
Ты увидишь закат у родного порога
И как в блеске его серебрится дорога
Под ногами твоими ползущей змеей…

В сумрак ночи вползает малиновым заревом чудо
И к полудню взойдет в ослепительно белый зенит.
В изумленье земля, возгораясь огнем изумруда,
Слышит, как средь сияющих стрел первобытного блуда
В бездну канувший снова «Союз нерушимый» звенит,
И к смиренью седой патриарх призывает с амвона
Прижимающих к сердцу железо юнцов легиона.

Ранним утром восходит вселенское вечное диво.
«Третий Рим» просыпается в шуме зеленых ветвей.
А Голгофа Его слышит в грусти своей молчаливой,
Как в столетья имперские флаги возносит стыдливо
Мелодичный трезвон под луной просвещенных
церквей.

День проходит. Закат полыхает древнейший
И уносит в космический холод микроб уцелевший…

Эверест бросил в ноги мне эти ступени…
Я спускался по ним в золотые поля.
Бледный ангел мелькнул, грохотала земля,
Унося его лик за окном эшелона.
Умолкало на ветвях берез птичье пенье,
И пространство времен замедляло свой ход.
Опускаясь на землю, темнел небосвод,
Белый свет загоняя под крышу полона.

Дикий ветер кому-то кружась откликался,
И рвалась завывая метель за спиной.
Я стоял на уступе скалы ледяной
И глядел на поля у ее пьедестала…

Мне все кажется – я по ступеням спускался.
Гимн Вселенной пел тихий классический бас.
А предавшее сердце металось у глаз
И о вечности звездной жестоко шептало…

Там взгляд, расплющенный перстом
Высокой праведной десницы,
Узрит, как птичьи вереницы
Простятся с сумраком полей.
Там, сидя под чужим крестом,
На пир бродяга опоздавший,
К груди прижмет листок упавший
И пропадет в туманной мгле.

Там отрешенный свет луны
Вздыхает тихо сизым мраком,
И кости свежие собакам,
И крик распахнутых дверей.
И чьи-то тени вдоль стены,
В молчании, прикрыв зеницы,
Идут, святы и бледнолицы,
В зеленом свете фонарей…

Города на былых пепелищах
И безмолвье заросших холмов,
И дымящие трубы домов,
И ликующий возглас рассвета…
Тут есть все: чистый снег на кострищах,
Фонари средь полуночной тьмы,
Обелиски вдоль башен тюрьмы
И пьянящий вкус бабьего лета.

Тут есть все. Но пошли мне ты, Боже,
Пропыленные доски моста,
Над которым, сгорая, звезда
Скинет облик ужасной химеры.
Где свернется змеиною кожей
Этот воздух за мной на ветру.
Где, вздохнув полной грудью, умру
Я в парсеке каком до Венеры…

Там земли богаты ветрами,
Немереных троп голытьба,
С распахнутой дверью изба
Таит, озираючись, вздохи.
Дымится закат вечерами,
Чуть слышен березовый скрип
И ветхий заброшенный скит
Стоит монументом эпохи.

Там вечный погост у ограды,
Чуть клацнет железный затвор.
И мутный бессмысленный взор
Зеркальных осколков вселенной
Уловит огни клоунады
В пыли городских площадей
И свет путевых фонарей
Над челядью их соплеменной.