Array Антология - Тропинка в дивный сад

Покуда камню стать Петром,
Куются молнии, и гром
Гремит. И суша погрузилась
В пучины вод. И в гневе волн
То ры́чит лев, то мы́чит вол,
Но в безднах не ночует милость.

Покуда камню лечь углом
В единый храм, в надмирный дом,
Цари младенцев истребляют.
Текут народы, как пески,
И в Мертвом море рыбаки
Все так же сети расставляют.

И снится камню страшный сон,
Что не в пустыне брошен он,
А в вечном пекле – голосящим!
Вот подрастет, вот в ум взойдет,
И мы под ним не свой исход,
А безысходный гнет обрящем.

Дорога уводит в старинный алтарь,
В обряд заповедный, где яви готовы
С остатками прежних, где в руку, как встарь,
Даются они, что причастья Христовы.

Узоры мгновений… Все длится обряд,
Сплетаясь в орнамент прозрений и света.
Орнамент строфичен, узор строчковат —
И первое больше волнует поэта.

Пусть собственной яви пропасть без следа,
Не сбыться… Не так ли на бархатной рани,
Играя с огнем, выгорает звезда?
И нет пепелищ от ее выгораний.

Черновую кровь фантасмагорий
Ночь пыталась – не заговорила.
Винограда кисть, как снег Маджоре,
По письму парсунному парила.

Молний кривь иль византийства ересь
В папской зале витражи корежит?
Но Мадонны утреннюю прелесть
Будто привкус каперсов тревожит.

В час, когда дрова забудут плакать,
В жадности признается им пламя,
Виноградин претворенных мякоть
Ты припомнишь тихими губами.

Холодная родина. Слабый парок
Дыханья на хмуром стекле.
Двух струн напряженных ведущий чирок
Исторгнул прощанье земле.

А я остаюсь – на погибель? на жизнь? —
Написано здесь на роду
Стихами встречать, как рядами дружин,
Листвы золотую орду.

Пусть небо мое дважды перекрестил
Крест рамы в осаде ветров —
Родное! – почти уместилось в горсти,
Как самый большой из даров.

Летят, как листья по́ ветру, года,
Чтоб на дорогах памяти улечься.
И ты из ниоткуда в никуда
Бредешь, не в силах забытьем увлечься,

Остановить и ветер, и листву —
Весь этот сброд, хаос противоречий,
Где всякий мнит: я в памяти живу!
Где мнишь и сам: хотя бы в русской речи…

Но что сказать сквозь бронзовый налет
Глухой травы – наследья родового?
Когда не ссылка и не гибель ждет,
А равнодушье до потери слова.

И ветер стих, и день поблек.
Деревьев нищи изваянья.
А лучший мир – он так далек,
Так призрачны его сиянья,

Что передать не в силах слог —
Косноязычья грозный атом.
И на листву, как на ожог,
Снег налипает мокрой ватой.

А жизнь ругающий – Иов,
Старик, что сам себе бормочет.
Дай бог ему приветных слов
И неба чистых оболочин.

А холод осенний бывает – что клад
Для бедного сердца, в котором горят

Полоски надежды, обрывки игры
И прочие блестки земной мишуры.

На пепле желаний, на шелесте чувств
Ты озимь сомнений посеял, ты пуст

И ведаешь то, что дано старикам:
Мечтая о жатве, готовься к снегам;

Надеясь на радость, тоску пожалей —
Ведь скоро не будет и пасмурных дней.

Он суетился, напрягался, жил —
И вот лежит. И неподвижность эта
Покойных черт и вытянутых жил
Противоречит всем стремленьям света.

А луч-сосудик тянется к лицу,
Столбцом пылинок пойманных играя.
Не так ли вот влечет к сияньям рая
И духа невесомую пыльцу?

Померкнет луч – затеплится лампадка,
Домашний оживет иконостас…
А если тот, чья так тиха повадка,
Лишь спит, живее всех живых из нас?

Не стой, дружок, на паперти,
Душе не все равно.
Уж плоть, не хлеб на скатерти;
Кровь в чаше, не вино.