Илья Рейдерман - Из глубины. Избранные стихотворения

Как без тебя напишет Книгу Бог?
Раздвинь же тесный круг вещей, событий,
храни простор, не погрязая в быте,
чтоб бесконечный смысл вместиться мог.
Сошлись заботы, окружили дни,
крушит надежды жизни быстротечность?
Что слишком близко – локтем оттесни,
поверх голов гляди в живую вечность.
Ты щедр, Господь, и позволяешь нам
творцами быть в соавторстве с Тобою,
Всю жизнь отдам, чтоб сделалось судьбою
то слово, подступившее к устам…

Жить равнодушно, тихо, слепо,
неволить мысль, дышать не сметь?
Нет, разбежавшись – прыгнуть в небо,
и, правду выговорив – смерть
презреть. Пружина распрямится,
и вывихнутая душа
на место встанет, удивится,
как жизнь и вправду хороша.
…А правда тяжела, как плуг,
ведущий борозду сквозь время.
Что наше слово – мысли семя,
иль удаляющийся звук?

Нет времени для лицедейства.
Болтать ли, пустяки меля?
Последнее вершится действо.
Другие – небо и земля.
Плати за всё своею плотью —
за каждый звук, летящий с губ,
пока ты не увяз в болоте,
при жизни превратившись в труп.
Плати за то, что дышишь вольно.
Минут рассеянно не сей.
Покуда радостно и больно —
плати за это жизнью всей!
И помни: смерть стоит на страже.
И рядом с ней – не дремлет век.
А строчка с рифмой – это кража,
минута творчества – побег.
Всё с красной начинать строки.
Такие подступили сроки.
И ты, из горла кровь, теки,
и крась собою эти строки.

Ах, у вечности руки – нежны!
Как вам, Осип Эмильевич, там,
посреди мировой тишины,
прикасающейся к устам?
Заблудившийся в небесах —
да забудет наш страшный век,
где рифмуется страх и прах,
где мучителен времени бег.
Как вам, Осип Эмильевич, там,
где песчинкой кажется год,
где – открыто всем временам —
в недрах вечности слово растет?
А у нас – не слова – словеса.
Волчий ор, торопливый вой.
Нас, не верящих в чудеса,
от небес уводит конвой.
Что же в мире имеет вес?
Из чего же нам строить храм?
Нет, не камень, а плоть небес —
Слово, падающее к ногам.
Всё – из Слова. На том стоим.
В слове – вечная неба синь.
А иначе – пепел и дым,
тщетный жар городских пустынь.
И в колючем кругу забот
ты себя позабудешь сам.
И – набитый глиною рот.
…Как вам, Осип Эмильевич, там?

И смерть не может помешать мне, если
своею волей вызову из тьмы
вас всех, душе родных… Вы не исчезли!
Пирую с вами посреди чумы!
Борис и Анна, Осип и Марина
(как мне по именам окликнуть всех?).
Ввиду объявленного карантина
поговорить мы можем без помех.
Тут творчества великий беспорядок,
что был и будет до конца времён.
И росчерк молний на полях тетрадок.
И горькая свобода – как закон.
Душа живой прошла сквозь мясорубку, —
жива, быть может, только потому,
что не пошла, страдая, на уступку,
под пыткой не благословила тьму.
…Так вот оно, наследство? Нет, не ноша —
огонь, что жжёт и требует: скажи!
Переплавляя всё – и не итожа,
Переиначивая, – но без лжи.
Переправляя всех из царства мёртвых —
в страну живых. (Откликнись, кто живой!)
О, Господи, как мне из слов затёртых —
создать подобье смысловой кривой,
дугу напрягшуюся, чтоб вести
от вас дошли – сейчас, когда пишу?
Я говорить могу, пока мы вместе,
и глупым самозванством не грешу.

Пока мне глотку не набили глиной,
я дочитаю этот список длинный.
В нём Пушкин, Гумилёв и Мандельштам.
И гонится за всеми по пятам
уродцев улюлюкающих свора,
все те, кого лепил бездарно век,
кто принял рабское ярмо без спора.
С собачьим сердцем – чёрный человек.
И – пистолет. Он – гончая собака!
Ты не из тех, кто пополняет полк?
Ты смеешь мыслить? Ты чудак, однако,
да и чужак. Ты враг, ты волхв, ты волк.
Куда бежать от века-волкодава?
Столетье за столетьем полистай —
везде рифмуется со смертью – слава
под тот же самый лай собачьих стай.
…Поэт сегодня – пёс. Мы все – не волки.
Мы все – равны. Никто ни друг, ни враг.
Всё перемелется, как в кофемолке.
И век наш – благ. Он поднял белый флаг.
К чему нам чудеса? Смущает чудо.
Пусть льётся жизнь – водою в решето.
…Стихи порой написаны не худо.
Ну а поэта нет. И всё – не то.