Илья Рейдерман - Из глубины. Избранные стихотворения

То ли годы что-то потушили,
жизнь не умещается в строку?
Я свою утратил петушиность,
не кричу уже кукареку.
Говорить неторопливо, мудро,
прямо и правдиво – без затей.
Больше криков петушиных – утро!
Больше и литературы всей.
Мир – не умещается во взгляде.
Эту жизнь – в словах не рассказать.
Для чего же пишем – рифмы ради,
иль надеемся на благодать?
Что-то, может быть, само собою
высказаться между строк смогло,
ибо стало жизнью и судьбою,
и само себя переросло.

С письменного взлетев стола
(не нужна им бумаги десть),
птицы слов вздымают крыла.
Поднимите глаза – прочесть!
Если жизнь и вправду была
жизнью – что ей давка в толпе!
И безмерность небес мала
распрямляющейся судьбе.
В жизни смысл, как ни странно, есть, —
но для тех, кто с книгою – спит,
кто ещё умеет прочесть,
кто меж строчек – в небо глядит.
А не то – пустяки, дела,
болтовня, заботы, еда.
И поглотит экрана мгла
твоё время и жизнь навсегда.

Конечно, ближний – ты совсем не лишний.
Порою грешный, но зато и нежный.
Целую губы я, что пахнут вишней,
и радостью переполняюсь здешней.
А всё же нужен почему-то дальний,
К кому же – с речью мы исповедальной?
Кто лучше, чем мы сами – нас поймёт?
Нам дальний нужен, неизвестный, тот,
кто прячется за горизонтом дней.
Невидимое нужно тем сильней,
неведомое кажется спасеньем,
когда мы изнываем от жары
и кажемся себе почти растеньем.
Тогда иные нам нужны миры,
земные нас пресытили дары,
насытиться б – небесным откровеньем.
Как нужен дальний нам – средь жизни дольной,
сумбурной, тесной и восьмиугольной.
Тот дальний, что глядит издалека.
И отбивает ритм его рука.
Что наши диссонирующие звуки,
вся болтовня, все встречи, все разлуки,
вся суета сует, весь вздор и сор?
Ведь мы ведём сквозь время разговор.
И пусть гармония нам недоступна, —
мы в будущее посылаем весть,
и жизнь хоть на мгновенье – целокупна,
поскольку дальний Собеседник – есть.

Время просеивает без жалости.
Наши потомки нас не поймут.
Их пустяки позабавят и шалости,
главное же – обойдут, не прочтут.
Что прошивало красною нитью
мысли, бумаги, поступки, событья
(кровью окрашивалась нить!).
То, чем и вправду пытались мы жить.
В мире, в котором каждый корыстен
и заключён сам в себе, как в тюрьме, —
как мы, наивные, жаждали истин!
Так же, как жаждут света во тьме.
Как мы хотели душу на волю,
выпустить – чтобы весь мир обняла!
…Или она, вся изъедена молью,
«я» бесконечное – в кокон свила?

…Мне всё равно, какую оценку
выставят. Каждая – лишь вероятна.
Словно мальчишка – на переменку
выскочить – и не вернуться обратно.
На переменке – перемениться,
за быстротечной не следуя модой.
Смерить всё взглядом – внезапно смириться —
с истиной быть заодно, и с природой.
Всякий из нас – на великих похожий —
пишет строку на бумаге кривую,
смертную стужу чувствуя кожей,
жизнь зарифмовывая живую.

Я из времени выпал —
вот какая беда.
Был недолго – и выбыл
неизвестно куда.
Это время безлико,
это время без сил —
в неподвижности мига,
что на стрелках застыл.
Как тесна эта клетка!
Жизнь – ты так далека!
Провалюсь, как монетка,
сквозь дыру кошелька.
В этот миг, что недолог —
был свободным полёт.
И в пыли археолог
ту монетку найдёт.
Затеряться в грядущем,
никого не виня.
Среди сущего – сущим
быть бы, правду храня.
Врёт с экрана поп-идол? —
не гляди, пропусти.
…Из безвременья выпал —
чтобы Время найти.

Мы с тобой – не обойдены бедами,
без читателей, вне суеты,
всё равно остаёмся поэтами.
Без поэзии – души пусты.
Средь всеобщего мракобесия,
в прозе жизни, где властвует быт, —
душу в небо зовёт поэзия.
Жизнь уходит. А рифма – летит.
Бесполезна, как пряжа небесная,
белое волокно облаков.
Бесполезна, как всё бесполезное,
что волнует лишь чудаков.
Но умеет в своей бесполезности
волновать, исцелять, утешать.
Мы рифмуем не ради известности —
для того чтобы жить и дышать.
Злоба дня, катаклизмы, агрессия,
телевизоров лживая мгла…
Всё равно – существует поэзия, —
чтоб гармония в мире была.