Илья Рейдерман - Из глубины. Избранные стихотворения

Великие лежат уже в могиле,
и дождь цитат шумит над головой.
Не хвалят? Значит, не похоронили.
Пока не признан – ты ещё живой.
Твой торопливый почерк – неразборчив.
Досочинят – чего не разберут!
И между датами поставив прочерк, —
всё истолкуют, в ступе истолкут.
Понятным станет всё, а после – скучным.
Всё прояснят: кем прежде был, кем стал.
А жизнь твоя – столбом кружилась вьюжным!
А ты и сам себя – не понимал!
Пока господь хранит тебя, а тронет
беда – на жизнь способен не пенять,
пока и вправду ты никем не понят,
и хочешь сам хоть что-нибудь понять —
поторопись сказать живую ересь!
Покуда жизнь, как белый лист, чиста.
Пока глаза на мир не нагляделись
и словом не насытились уста…

Что от высоких слов остаётся?
Бога сгустившееся дыханье,
тайная суть, что нам не даётся.
Облака – колыханье тончайшей ткани…
Это пар изо рта, это смысл летучий,
бесконечно живой, – неподвластный мысли.
Не его ли удерживают тучи,
что сплошной пеленою над нами нависли?
Увидать бы, как весть благую на донце
в глубине самой малой небесной ямки —
краешек света, память о солнце,
голубое, что не вмещается в рамки!
…Бог говорит – ну а мы не слышим.
В паузах между словами – влага.
Вот и дождь бесполезно стучится в крыши.
Ну а, может, нужнее была б бумага.
Расплывётся на ней немая дождинка —
никакого нет в этом узоре толка.
Но бумаге это терпеть не в новинку.
Вот и разгадывай. Долго-долго…

Отважься в этот мир войти
с ликующим иль горьким криком,
вдохнув и выдохнув – вмести
всю жизнь, что обернётся мигом.
Ты был? Забудешь все слова.
Теперь свободен каждый атом.
Вернёшься в лоно вещества,
чтоб снова стать природе братом.
Листвы древесной шум живой,
в котором и хвала, и ропот,
твердит урок извечный свой,
благословляя живших опыт.
Что вечность нам? Наш друг? Наш враг?
Она одна и остаётся.
Нам не понять её никак.
Темна, как глубина колодца.
Вот тайна вечности: жива!
Не смерть – а тихое дыханье.
И то, что внятно нам едва —
звучит бессмертными стихами.

Жизнь не рифмуется – она
быть прозою обречена?
…Но, как безумная строка,
несётся горная река.
Поэзия – в горах ночлег?
Как на губах горячих – снег?
На жаждущих любви губах —
живого слова влага.
Даны из всех житейских благ —
чернила да бумага.
Погиб поэт. Поэт погиб.
Под шелест слов, под перьев скрип.
Погиб, сквозь нашу жизнь неся
всё то, чего сказать нельзя.
И каменные жернова
размалывают в прах слова,
в муку, пригодную для быта.
Мы испечём общенья хлеб.
Но до чего же глух и слеп
тот, в ком поэзия убита!
Мы в мире стали на постой.
И станет жизнь такой простой.
Всё есть, а тайну негде взять.
И будут все – стихи писать,
в поэзию не веря.
… Погиб поэт. Поэт погиб.
Под шелест слов, под перьев скрип.
Но что нам – та потеря?

пока кружится голова,
душа меняет оболочку,
переселяется в слова.
Как будто ей и в самом деле —
нужда в ином. И тесно ей
в моём живом и жарком теле,
– не среди букв и словарей.
О, гибельность игры-отравы!
Зачем в чащобе слов кружить?
Нужнее эфемерность славы —
иль жажда после смерти жить?
Нам в мире, потерявшем Бога —
жить только тем, что можно съесть?
Душа, ты бьёшься у порога,
чтоб просто доказать: ты есть!
Как хочешь ты сказать, сказаться,
взлететь, преодолев тщету,
и краешка небес касаться,
и бросить что-то на лету:
намёк, призыв ли, выкрик птичий,
хотя бы пёрышко с крыла —
(как бы невзрачный знак величья
души, что на земле была…)

Январь охрипший – хмурился, молчал.
Февраль – читал стихи твои и плакал.
Март – поднебесный колокол качал.
Апрель – томил, дождями в рифму капал.
А май – измаял именем твоим,
что на устах листвы шумело глухо,
и каждый куст дичился, нелюдим,
и сочинял – да не хватало духа…
О, влага тайная стиха! В руке
снежинкой таешь, виснешь на ресницах,
и в небесах блуждаешь налегке,
чтобы потом пролиться и присниться.
Сказал: «Да будет так же жизнь свежа!»
Без этого заклятья, чуда, знака
как знать – быть может, высохла б душа,
не доживя до года Пастернака.
И вот в стране своей – почти незрим,
вписавшись в горизонт, в пейзаж округи,
не знаменит поэт – незаменим!
Гудит твой голос в завываньях вьюги.
Из жизни вышел? Или в жизнь вошел,
дверь за собой не прикрывая плотно?
Ах, значит всё – не так бесповоротно…
Вот – поворот. И ширь. И даль. И дол.