Илья Рейдерман - Из глубины. Избранные стихотворения

Я – глина. Я сама себя леплю.
Но я ли сотворила круг гончарный?
Я глина. Я сама себя люблю.
Кому же я должна быть благодарной?
Я быть могу бесчувственной и спящей.
Плоть ест, совокупляется, блажит.
Но что во мне – не мне принадлежит?
Какой-то вечный дух животворящий.
И отчего сама я не своя,
когда собой, казалось бы, владею?
Ищу я форму и ловлю идею,
и жажду подлинного бытия.
Я – глина. Я – податливая плоть.
Я быть могу горшком и человеком.
Но вечное – не веку побороть.
Не буду заодно с неправым веком.
Я – смертный прах. Но нет борьбе конца.
И нет на свете большего блаженства,
чем миг, когда я – в жажде совершенства —
сама постигну замысел Творца.

Жизнь – вечная новость. Дыши – кто живой,
живи, обнимая живое,
дряхлеющий мир обновляя собой,
рискуя своей головою.
Разумны машины. Безумна звезда —
ведь светит, себя же сжигая!
Сгорит. Но останется свет – навсегда,
как весть, бесконечно благая.
Смерть – есть несвобода (её Абсолют!).
Жизнь – дар (возвращаем обратно!).
Всё врут логарифмы! А рифмы – не врут,
хоть что говорят – не понятно.
Но всё же – попробуем толком прочесть,
покуда золою не станем.
Ведь если на свете хоть что-нибудь есть —
есть лишь в напряжении крайнем.
В предельном усилии (выдох и вдох,
и неутолимость объятий…)
А если покажется: мир этот плох,
не мы ли в том – всех виноватей?
Всё – ныне, сейчас, в этот час, в этот миг
рождаешь, а, может быть, губишь.
Гляди: мирозданья ликующий лик!
Ты видишь его – если любишь.

…Во мне, быть может, множество других,
со мной совсем несхожих, добрых, злых.
И сам, наверное, мог быть другим я.
И у него – моё бы было имя!
Я мог бы быть другим. Во мне другой —
мной (усыпив меня) завладевает.
Вот он с экрана мне махнул рукой.
Вот, развалившись в кресле, он зевает.
Красавчик искушающий – с реклам,
подсовывая нам ненужный хлам,
при этом улыбается невинно.
Его лицо – как бы из пластилина!
Все знают точно, что они умрут,
и всё же – нагло врут, безбожно врут,
и с важной миной мелют горы вздора.
Они ведь лишь – наёмные актёры.
И мир мой самобытный – страшно хрупок.
Как самому себе не изменить?
Как совершить свой собственный поступок?
Как не позволить душу подменить?
О, нужно просыпаться спозаранку,
пытаясь вправду жить – не делать вид.
И отыскать живое место, ранку —
где совесть шевелится. Мысль болит.

Эта жизнь – плохо сшита,
плохо скроена – да?
Но куда – без души-то…
А с душою – куда?
Вот вопрос на засыпку:
жизнь тащить на горбу?
Иль с душой, как со скрипкой —
в гомон, в давку, в толпу?
И поднять над собою,
над судьбой и бедой,
над заботой земною
свой смычок власяной.
Средь вселенского гама,
шума, шороха шин,
хоть простейшая гамма —
знак упорства души.
Это некий порядок,
это жизнь, что чиста,
что из детских тетрадок,
чётких линий листа.
Жизни строй – с нотным станом —
разменять на гроши?
Ах, с душою – куда нам…
Но куда – без души?

Птичка хочет пить.
Спичка хочет жечь.
Камень хочет быть.
Время хочет течь.
Дерево – стоять,
а не мёртвым лечь.
…Кто-то хочет спать.
Жизнь не стоит свеч?
О, как трудно встать,
этот мир постичь,
человеком стать…
Вот и снится дичь.
Нужно нить продлить.
Нужно суть беречь.
Мысль, что хочет жить —
превратится в речь.

О, наши скудные изданья,
что превратятся в пыльный хлам!
Надеяться на пониманье —
вот всё, что остаётся нам.
Нас время обложило данью
и уплатить её придётся.
Надеяться на пониманье —
последнее, что остаётся.
Со смертью не сыграешь в прятки.
Но ведь и так живёшь, рискуя:
прозренья копишь и догадки,
Бог весть кому их адресуя.
Сочтётся всё – а что зачтётся?
Осуществил своё призванье?
Последнее, что остаётся —
надеяться на пониманье.

Чем ты там занимаешься —
мчишься куда-то, маешься?
Скуку одолеваешь?
Или, очнувшись невольно,
что-то вдруг понимаешь —
и становится больно?
Мания понимания,
жжение постижения,
горестное внимание,
трепетное движение…
Боль без названья
нежданно остра —
только она пониманья
сестра.