Илья Рейдерман - Из глубины. Избранные стихотворения

Когда ещё так было одиноко?
Когда ещё был этот мир так пуст?
Я – как песчинка на ладони Бога.
Как в небе – птица. Как замёрзший куст.
Я – облаком плыву, снежинкой таю,
я – ветер, что свой лоб расшиб, затих.
Свободы воздух жадным ртом глотаю,
на волю отпускаю каждый миг…
О, до чего нелеп житейский сор,
когда огромное – так близко, рядом.
Ну что ж, возьми, вмести в себя простор,
глотая ртом и впитывая взглядом…

Когда тебя волной накрыло горе —
молчи, не разговаривай с людьми.
Вот солнце. Вот трава. Вот небеса. Вот море.
Так много каждому дано – пойми!
Гляжу, как будто вышел из тюрьмы,
почти до боли напрягая зренье.
Трава, что даже посреди зимы
зелёная – даёт урок терпенья.
Ладонь свою я щедро распахну —
пускай клюют по зёрнышку синицы.
На жизнь не стоит обижаться, злиться,
а нужно в день войти, во глубину
сияния, недвижности, покоя.
И солнцем освещённые стволы
(прижмись к ним ухом) – говорят такое
из тьмы, из глубины, подземной мглы!
В той мгле – и наших бед и смерти нет.
Там жизнь струится, в тишине таится.
И выйдя, как она, из тьмы на свет,
увидишь: день – как чистая страница…

Зимы дождливой истина гола.
Но жизни новой жаждет каждый сук.
Ликующе звонят колокола
и влажный воздух держит каждый звук.
Журчит вода из водосточных труб.
И чудится везде такая ширь!
Ну что же, пробуй сущее на зуб,
не прозевай его, не растранжирь.
Не пропусти! – возносит ноту Бах,
присутствует неслышно в мире – Бог.
Ведь что-то происходит в небесах,
хоть вряд ли ты увидеть это смог.
Как будто пред тобой была стена,
был в этой жизни пасынок – не сын,
но – нет стены и смерть побеждена.
Как всё переменилось в миг один!
Хотя пейзаж и сумрачен, и наг,
а всё ж беда – как будто не беда,
исчезла тяжесть и уходит страх…
Звонят колокола. Журчит вода.

Бог – это просто тишина дыханья.
Прислушайся – неслышно дышит Он,
но мир колеблется подобно ткани,
подобно занавеске у окон.
Пока охватывает вещи трепет,
они – живые, дышат в такт с Творцом.
Его дыханье эти формы лепит.
Материя становится лицом.
Немых камней неловкие улыбки,
глаза деревьев, что глядят, кося…
В них исчезающий, стыдливый, зыбкий
намёк на то, чего сказать нельзя.
Но внятны нам не эти лица – спины
вещей, лишь ощутимое рукой,
шершавая поверхность – не глубины,
не тишина дыхания, покой.
Не оттого ли пролетают мимо
слова, ушей коснувшись лишь едва?
А то, что мы высказываем – мнимо,
совсем не то, чем эта жизнь жива.

Нужно идти, никуда не спеша.
И – как прислушиваются, где рана,
я прислушиваюсь: где душа?
Спит ли? Бодрствует неустанно?
Спит. Ведь сон – утоляет боль.
Зимний простор, утонувший в тумане —
вроде усталой заботливой няни.
Не кипятись, не разыгрывай роль.
Не торопясь, эту горечь впивай
воздуха, душу целящий напиток.
Ветру поведай горя избыток
и перед небом себя не скрывай.
Поздно скрываться – деревья вокруг
знают о том, до чего тебе худо.
В жестах ветвей – запрокинутых рук —
мука своя и сочувствия чудо.
Вьётся куда-то в парке тропа,
листья сухие ещё не под снегом.
Вот и узнаешь, что значит судьба.
Вот и поймёшь, как в разладе быть с веком.
Нежно ко лбу прикоснётся зима.
Ибо, увы, от привычного ада
и от всего, что сводило с ума, —
только и есть, что вот эта прохлада.

Дождь идёт и нашёптывает: «спать, спать, спать…»,
соединяя землю и небо, мёртвых, живых.
Если ты в силах ещё проснуться и встать,
то возьми с собой свои сны – мы ущербны без них.
Я, как рыба, спокойно вплываю в дождливое утро.
Я сейчас не в коконе слов, а в коконе снов.
И на всё я гляжу беспечально и мудро,
потому что каких-то коснулся основ…
Да и мир глядит на меня, ничего не тая.
Всё значительно в нём – даже и незнакомые лица.
Он на деле таков – или, может быть, всё ещё снится?
До чего же он полон! Вот она, полнота бытия.

О чём же волны шепчут, умирая,
по синю морю нагулявшись всласть?
О том, что жизнь – хоть без конца и края —
в итоге нужно к берегу припасть.
Обнять, всей грудью, о него разбиться,
отдав себя, забыться как во сне.
И этот шум бесформенный, что длится —
передоверить ли другой волне?
Ах, в нём и ликование, и всхлипы,
все звуки, ноты, нежные слова,
что, может быть, и мы сказать могли бы,
что говорит волна, пока жива.
Какой привычно городили вздор мы!
Но вслушаемся в эту моря весть,
в ритмичный всплеск и тихий шум без формы,
благословивший всё, что в мире есть.
В волнующий и неумолчный шепот,
который, ничего не утая,
как будто бы передаёт нам опыт
просторного, как море, бытия.