Наталья Тимофеева - Амбивалентность

Сухая кровь Луны, осыпав двор,
Кантату дня окончила дуэлью
Негромких звуков, их нестройный хор
С вороньим криком замер. Чёрной елью,
Как копиём, пронизан небосвод,
Тень от неё свалилась за сараем…
А там, вверху, змеится хоровод
Созвездий — эхом, отголоском рая,
Где лев ходил за девой, как щенок,
Где на весах — лишь совесть разновесом…
Туман свернулся змеем возле ног,
И ветер по траве запрыгал бесом.
Вошла спираль галактики в зенит,
Её сиянье выстудило полночь,
Внутри которой чёрный свет дрожит
И разъедает время, будто щёлочь.

Смеркается, плывёт лиловый дым,
Ткёт из травы осенней гобелены
Тихоня-ветер, мир неразделим,
Его приметы слитны и нетленны.

Вон там, на горке, купол золотой,
Он каплей мёда стынет над полями
И наполняет нежностью святой
Осенний воздух. Чёрными долями

К реке сползают борозды, они
Склон расчертили, как меридианы…
А сердце звук задумчивый роднит
С землёй и небом, он глухой и пьяный,

Он словно ветра песнь, ворчанье гроз,
Он с колокольни белой, будто птица
Слетает вниз, где наледью мороз
Сковал речную тёмную водицу.

И этот звук из меди и огня,
И эта даль в лиловом ореоле,
Впитав друг друга, выбрали меня
Писать об их невыплаканной доле.

Что я могу, — мой голос тих и слаб.
Моя любовь, земля моя родная,
Твой долог путь, ничтожен Божий раб,
И сумерки сгущаются, не тая.

День растаял, как сон золотой,
Не успел догореть и устало
Растворился, и стал на постой
Серый сумрак, как будто забрало
Опустилось на солнечный лик.
В небе вызрели, вспенились тучи,
Погасив замечтавшийся блик,
Золотивший листвяную кучу…
В бане пахнет янтарной смолой,
Пар клубится, и муха проснулась.
Кипяток расшумелся крутой…
Хорошо, будто лето вернулось…
В размягчённых костях ломота,
Нежно льнёт к голове полотенце…
Где-то в дальней дали суета
Отпустила, избавила сердце
От своих разговоров пустых,
От шумов, — разрушителей слуха…
Только вечность вокруг, словно пух —
Моё тело, да мечется муха…
На дворе ни туман, ни снега, —
Белый воздух, сухой и студёный,
А в избе — чай с малиной, перга,
И тарелка брусники мочёной.

Диаспора моя невелика:
Вон там три ёлки с гнутыми стволами,
Берёз пяток, студёная река,
Калина, дуб и тучка-оригами.
Я здесь своя от крика до глотка
Воздушного бездумного пространства, —
Заложница последнего рывка,
Как эталон любви и постоянства.
Мой мир велик: из точки отправной
Он вырос до могучего простора
Души моей, без роздыха больной
От вечного нездешнего раздора.
Мне радость доставалась нелегко,
Я миг её улыбкой величаю,
От боли снова ухожу рывком
И вместе с тучкой в белом небе таю…

Блистательна, сиятельна, вельможна,
Зима во всей красе идёт на бал.
Она по льду ступает осторожно,
Что для неё морозец изваял.
Она нисходит в пустоши земные,
И кринолины хрусткие, шурша,
Повсюду оставляют кружевные,
Игольчатые памятки… Дыша
На стёкла окон изморозью дымной
И облик бледный отражая в них,
Изящно шлейф развешивает длинный
На крышах, трубах и ветвях пустых.
Она кружится в вальсе безутешном,
И компаньонки — стужа, да метель
Подносят ей дары свои неспешно,
Как дорогой фиал, где налит хмель.

Пронзительно, отчаянно, тревожно
Вновь сиверко неясытью свистит.
Разбойно рвёт железо и безбожно
Снаружи перед окнами дурит.
То кинется ломать кусты сирени,
То можжевельник, словно ветку, гнёт,
То, раскидав намокшие поленья,
На пряслах плети хмеля заплетёт.
Ему бы всё смешать в одно мгновенье,
Ему бы перепутать все пути,
Он с силой первобытного броженья
Стремится в мире хаос навести.
А здесь, в дому, где штиль и пахнет мёдом,
Сушёными грибами и травой,
Цветут-алеют под кирпичным сводом
Живые маки лавы огневой.
Трещат в печи воспоминанья сосен
О жизни прежней, ласковых ветрах…
Ах, позднее глухое время — осень,
И непогоды бешеный размах!

Чертог небесный полон откровений,
Распахнут вширь, под шёпот дальних звёзд
Он. как сосуд Господних разумений,
Свой свет чудесный льёт на Млечный мост.